Алиса нахмурилась.
— Откуда он мог узнать, что это ты? Наша родина в сотнях миль отсюда. Мне все это не нравится.
Она отдала ему записку.
— Ха! — ухмыльнулся Шадамер. Он заткнул записку за голенище и поманил к себе трактирщика. — Счет, пожалуйста. Мы покидаем ваш прекрасный город. Естественно, Юльен узнал, что это я, Алиса, — добавил он, подкручивая ус. — Сейчас, небось, у всех в радиусе двадцати миль только и разговоров, что о красивом и щедром чужестранце. И о его хорошенькой рыжеволосой спутнице, — не упустил он случая поддразнить ее.
Он расплатился по счету и оставил такие чаевые, что трактирщик потом еще несколько дней не мог опомниться и расхваливал его на все лады, и в сопровождении Алисы покинул трактир.
Она фыркнула.
— Твое самомнение тебя погубит, Шадамер.
— Вздор, моя дорогая, — отвечал Шадамер, помогая ей сесть на коня. — Меня не погубит ничто и никогда, и все по одной простой причине: все, что говорят обо мне люди, — правда. Собственно, именно поэтому ты от меня без ума.
Он свистом подозвал своего вороного скакуна — норовистого жеребца который наводил на конюхов такой ужас, что они не отваживались к нему подступиться. При виде хозяина конь радостно заржал и ткнулся носом в плечо Шадамера, а когда тот похлопал его по морде, едва не замурлыкал от удовольствия.
— Я вовсе от тебя не без ума. Ты мне даже не нравишься, — холодно отрезала Алиса. — Не понимаю, зачем я вообще с тобой связалась. По твоей милости в один прекрасный день меня прикончат. И тебя тоже — когда ты в очередной раз очертя голову кинешься вразумлять мир.
Шадамер перегнулся и чмокнул ее в щеку, прежде чем она успела его отпихнуть. И галопом умчался прочь, красуясь перед восхищенной толпой, которая сняла шляпы и махала ему вслед.
— Мне следовало бы развернуться и отправиться обратно домой, — пробормотала Алиса и пришпорила коня. Ей пришлось скакать во весь опор, чтобы нагнать своего спутника.
Уже сгустились сумерки, когда они добрались до Кьюнака, небольшого городка, расположенного у границы двух человеческих государств — Карну и Дункарги. Когда-то они были единым королевством, но потом отделились друг от друга после гражданской войны, которая разразилась два столетия назад. Жители Карну и Дункарги горячо ненавидели все остальные расы, населявшие Лёрем, но друг друга еще сильнее. В Кьюнаке имелась всего одна достопримечательность: крупная военная застава, основанная с единственной целью помешать дангкарганцам переходить границу.
Обычно чужестранцам в карнуанских городах рассчитывать на теплый прием не приходилось, но Шадамер с его бойким языком и умением расположить к себе кого угодно очень быстро повсюду становился своим. Стражник, который начал с того, что весьма грубо отказался их пропустить, в конце концов обнял Шадамера со слезами на глазах и долго не хотел его отпускать. Он снабдил их подробнейшими указаниями, как пройти к жилищу преподобного брата, и сопроводил их приглашением вместе отправиться в таверну, когда он сменится с дежурства.
— Что ты ему сказал? — подступила к нему с вопросами Алиса. Карнуанского языка она не знала. — Я уже думала, что он выгонит нас к чертям. С чего это он вдруг бросился к тебе на шею?
— Таков древний карнуанский обычай, когда встречаются родственники, — серьезно сказал Шадамер. — Он — мой троюродный племянник с материнской стороны.
Алиса смотрела на него во все глаза.
— Я тебе не верю.
— Да, но это чистая правда. Как-нибудь потом объясню. Давай поспешим, пока преподобный брат Юльен не отошел ко сну.
Они заняли две комнаты в единственной кьюнакской гостинице и поставили лошадей в конюшню, а затем отправились на поиски Шадамерова друга детства.
Обиталище Юльена оказалось небольшим домиком, примыкавшим к местному храму. Брат еще не ложился спать и страшно обрадовался их появлению.
— Я узнал бы тебя где угодно, друг мой, — сказал Юльен, с удовольствием разглядывая старого друга.
— А я — тебя, — заявил Шадамер с такой неподдельной искренностью, что Алиса немедленно поняла: это неправда.
— Если бы я даже столкнулся с ним на улице носом к носу, то не узнал и прошел бы мимо, — признался он ей, когда брат Юльен отправился за едой и питьем и оставил их одних. — Раньше он был высоким красавцем с черными кудрями. А теперь — тощий, сгорбленный и весь седой.
— Может, он сейчас говорит то же самое о тебе, — подколола его Алиса. — В особенности насчет седины.