Шадизарский дервиш

«Смотри, — сказал я тому, кто считал меня своим лучшим другом, — кажется, вон там, в песках, вырос прекрасный цветок!»

Я щелкнул пальцами, и юноша действительно увидел в песках цветок.

«Какое чудо! — наивно обрадовался он. — Она так любит цветы… У нее в саду тысячи цветов, но этот будет для нее особенным, ведь я сорву его среди песков, чтобы преподнести ей в дар…»

И с этими дурацкими словами он полез прямо в трясину. Сперва он даже не понял, что происходит. Его ноги засосало. Он дернулся, и тотчас погрузился по пояс. Он повернул ко мне свое глупое лицо и посмотрел на меня с детской верой в то, что сейчас я совершу чудо и спасу его от гибели.

«Помоги мне! — попросил он. — Ты видишь, я провалился».

«Да, — сказал я ему, — ты провалился, дружок, и ты пропал. Прощай».

Я повернулся и зашагал прочь. Он смотрел мне вслед — клянусь, я до сих пор ощущаю силу этого взгляда! Он звал меня и умолял вернуться! Он говорил, что произошло, должно быть, какое-то недоразумение, он отказывался верить в то, что все это происходит с ним наяву, да еще по моей вине.

Один только раз я повернулся к нему. Один раз. Я был уже довольно далеко, но все же обернулся и крикнул:

«Ты виноват в том, что из-за тебя Гуайрэ разлюбила меня!»

Не знаю, слышал ли он меня. Когда спустя день я вернулся к зыбучим пескам, я увидел лишь его руки. Они по-прежнему оставались на поверхности — изящные тонкие руки с накрашенными ногтями.

Гуайрэ пришла в ярость. Она сразу догадалась обо всем, что произошло. Она приказала схватить меня — о, я пытался бежать, боги свидетели тому! Меня настигли. Заграт сбил меня с ног и избил, а затем меня, покрытого синяками и кровоподтеками, связанного, швырнули к ногам моей повелительницы.

Она с силой ударила меня ногой по лицу.

«Презренный пес! — закричала она. — Ты убил того, кто был мне дорог!»

«Я люблю тебя, — сказал я ей. — И что бы ты ни сделала со мной, всегда буду тебя обожать».

«Лжешь, — прошипела она. — Ты лжешь, ничтожный раб, и твоя верность куплена дешевой ценой. Ты лжешь, потому что такова рабская природа!»

И конечно же, она была права. Я возненавидел ее в тот же самый миг — и ненавижу до сих пор. И до сих пор я ее верный, жалкий, ничтожный раб, ибо такова моя природа…

— Что она сделала с тобой? — тихо спросил Конан.

— Она приказала бросить меня в зыбучие пески, — ответил Эан безучастно. — Так они и поступили, ее возлюбленные черные воины. Отнесли меня туда и швырнули в трясину. Я погрузился в пески не сразу. Сперва солнце сгрызло мою кожу, потом ночной ветер заставил меня дрожать от холода. А к утру песок пришел в движение, и вот тогда я медленно опустился на самое дно.

Но я не умер. Гуайрэ слишком глубоко изменила мою природу. За двести зим я перестал быть человеком. Поэтому я начал превращаться. Песок словно бы обтачивал мое тело, как это сделал бы, наверное, резак каменотеса. Я кричал от невыносимой боли, но в мое горло забивался все тот же песок. Он разрезал мой рот, он буравил новые глазницы в моем черепе.

Длинное рыдание вырвалось из горла чудовища. Конан подошел к нему и коснулся его плеча.

— Довольно, хватит, — сказал киммериец. — Мы поняли, что с тобой произошло.

Эан поднял к нему лицо.

— Нет, — проговорил он. — Ничего вы еще не поняли. Гуайрэ продолжает навещать меня. Время от времени, нечасто. Думаю, ей это необходимо для того, чтобы поддерживать свою власть надо мной. Без ее посещений я, возможно, давно уже стал бы песком и рассыпался во прах. Но ее объятия и ласки позволяют мне оставаться в живых. Если, конечно, подобное существование можно назвать жизнью.

— Она… ласкает тебя? — пробормотал Конан, рассматривая Эана так, словно увидел его впервые.

Эан проговорил еле слышно, как мальчик, вынужденный сознаться в некоем постыдном поступке:

— Она приходит ко мне в своем истинном обличье… Это не вполне то, о чем ты думаешь сейчас, киммериец.

— Что такое — истинное обличье? — резко спросил Конан. — Мне ты можешь рассказать все, Эан, я в любом случае не стану тебя презирать.

— Нет, — Эан решительно качнул головой. — Нет, нет! Ты не должен этого знать! Если ты узнаешь, ты не сможешь ласкать ее так, как должно, а тогда она сразу догадается… и ты погиб!

— Но кое-что я о ней уже знаю, — указал Конан.

Эан грустно усмехнулся.

— Поверь мне, — проговорил он, — знать наверняка и подозревать нечто — это совершенно разные вещи. Когда человек лишь подозревает о чем-то, не имеющем конкретного воплощения, у него еще остается возможность надеяться на лучшее. Но стоит

тебе обрести уверенность — ты пропал навсегда…

— Я твой друг, — сказал Конан.

— В таком случае, — откликнулся Эан, — запомни мой рассказ, киммериец. Гуайрэ непременно попытается превратить тебя в нечто иное, не похожее на то, что ты есть. И если это случится, она завладеет тобой навсегда. Но сперва она должна заручиться