Шадр

О. Воронова ШАДР

*

М., «Молодая гвардия», 1969

Александру Александровичу Кулешову,

моему мужу и другу

Уверенным, утверждающим жестом протягивает вперед руку В. И. Ленин. Твердо, всей ступней опирается он на каменную плиту, крутыми ступенями вырастающую из слияния горных потоков: зеленоватых струй Арагвы, мутно-желтых Куры. Взглядом преобразователя обводит он пространство; в лице, обращенном к солнцу, фигуре, движении — воля совершившего революцию народа. Возвышаясь над грядами холмов, вбирая в себя внутренний ритм. колебаний горных вершин, как бы подчеркивающий размах ленинской мысли, памятник четко вырисовывается на фоне синего южного неба.

Полусогнутая фигура рабочего, выламывающего булыжник из мостовой, дышит гневом и непримиримой яростью. Глаза горят ненавистью, взлохмаченные, слипшиеся от пота волосы падают на лоб, рот плотно сжат. Еще мгновение, и он выпрямится, замахнется, и полетит во врага камень, а вслед за ним посыплются другие камни, и уже ничем нельзя будет остановить этот всесокрушающий поток.

Свежий ветер овевает разгоряченное лицо крестьянина, разбирает волосы, складки рубахи. Лямки тяжелого короба глубоко врезаются в спину — широким взмахом руки сеятель разбрасывает семена. Он строг, сосредоточен; он вершит важное, может быть, самое ответственное дело в крестьянской жизни. Его глаза одухотворены и светятся гордостью, голова высоко поднята, весь он исполнен богатырской мощи и легкости.

Они очень разные, эти три скульптуры. В памятнике В. И. Ленину — ясная простота и монументальность, обобщенность форм, лаконичная выразительность силуэта, скупой ритм падающих складок. В другой — композиционная сложность крутого поворота торса рабочего, в десятках пластических оттенков передающего ощущение титанического напряжения. В третьей — лирическая поэтичность «Сеятеля», вырастающего в сказочного творца урожая, сильного своей связью с землей.

И все-таки, разные по замыслу, композиции, лепке, возникающей вокруг них атмосфере, они едины в главном: в романтическом мировосприятии скульптора, в его умении претворить конкретное в социальное, индивидуальное — в типическое. Памятник В. И. Ленину на ЗАГЭСе, «Булыжник — оружие пролетариата» и «Сеятель» как бы вобрали в себя историю нашей революции. Думая о них, я всегда вспоминаю слова П. Д. Корина: «Правду времени можно понимать различно. Но нельзя смешивать большую правду искусства — правду эпохи или правду человека — с маленькой полуправдой случайных отдельных фактов или ничтожным правдоподобием…. Задача художника и трудность художника показать не случайное, частное, а суть, смысл, ведущие тенденции времени».

Суть революционного переворота, дней грозных, тревожных и радостных воплощена в этих скульптурах. И в то же время глубиной мысли, взволнованной страстностью, стремлением к справедливости они современны нам. Хрестоматийные в лучшем смысле этого слова, как «Марсельеза», как стихи Маяковского, они стали символами эпохи. Они знакомы даже тем, кто никогда не слышал имени создавшего их художника.

А у него было простое имя, таких в России тысячи, — Иван Иванов. Но более известен он под псевдонимом Шадр, псевдонимом, выбранным скульптором в честь родного города — Шадринска.

1. СТРАНА ДЕТСТВА

Впервые Шадринск упоминается в документах 1662 года под названием Шадриной заимки, на которой «дворами стоят и острожный лес вожен». Основателем его считается слободчик Юшка Соловьев, получивший разрешение привлекать вольных «гулящих людей для государевой десятинной пашни».

Первые дома будущего города выросли на том месте, где в реку Исеть впадает небольшой приток Курья Шадриха, мелководный и мутноватый. Откуда произошло название притока и самого города — точно не известно. Правда, некоторые из тамошних стариков до сих пор говорят вместо «рябой» — «шадровитый» и вспоминают. Легенду о рябом татарине с прозвищем «Шадра», одном из первых поселенцев слободы. Так ли это? В Шадринске жили татары, жили башкиры, но подавляющее большинство там было русских.

Слобода росла, горела, опять росла и к середине XVIII века была преобразована в город. К дню рождения будущего скульптора Шадринск стал уездным городом с населением в одиннадцать тысяч с небольшим. С шестью церквами, тремя начальными училищами и одной больницей, с рыночной площадью и собором в центре. Промышленность местная: скорняжная, овчинная и пивоваренная. Население в основном жило земледелием. Пахотные просторы, привлекшие некогда государеву казну, не оскудевали. Шадринский уезд широко торговал хлебом, скотом, маслом. Пройдут годы, и Шадр будет вспоминать о родных уральских предгорьях: «зеленых, с бархатными лугами, с тихой сонной рекой в камышах, с жирными черноземными полями, кормившими хлебом Россию, с рожью высокой, в какой тонет крестьянская лошадь с дугой, с дремучим зеленым бором, с благовестом соборного колокола, зовущего к смирению и кротости».