Шаера Алферова. Великолепный бриллиант (СИ)

После трёхчасового изнурительного труда, я смогла явить на свет своё творение. Нанесла лак, чтобы сиял. Это, конечно, хорошо, но ведь он картонный! Красавец сразу поймёт, что его пытаются надурить. Да любой это поймёт! Я постучала ноготком по картонному бриллианту. Вот и ответ.

– А ты не хотела делать, – оценивала Марина моё творчество.

– Дело не в этом. Я не верю, что он поверит.

– Главное показать. Деньги мы подготовили.

– Статья есть за фальшивомонетчество под номером 186. Изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг! – напомнил Толя.

– Ты ничего не видел. Мы напечатали совсем немного… для видимости. Когда всё закончится, сожжём это добро.

– А Антон где? – спросила я.

– На улице ждёт. Он отказался проходить ускоренные курсы пилота. Пилот ему рассказал, что практика длится от сорока двух часов. За день или два этому искусству не научишься. А если честно, то вертолёта у нас нет.

– Как это?

– А они все заняты. Поэтому придётся надеяться на его доверие к нам, – ответила Марина.

– Сомневаюсь, что оно вообще имеется в наличии.

Спортивная сумка отправилась на заднее сидение ко мне и Марине. Она ещё раз всё проверила. А я смотрела созданный мною бриллиант. Если с ним ничего не случится, то оставлю у себя в качестве воспоминания. Посмотрю, где поставлю.

– Ку-ку! Ты ещё там? – крикнула я Широкову, когда прибыли на место.

– Шаера! – одёрнул меня Толя.

– Чего раскричалась? Я спать лёг, а ты кричишь!

– Заберите меня отсюда! Это чудо храпит так, что аж уши закладывает! Я не вынесу этих мытарств! – умоляла Вандышева.

– Молчи, женщина! – рявкнул он. Обратился к нам: – Вы принесли, что я просил?

– У нас же ещё два дня! – сказала Марина.

– Жень, камеру включай! – подгоняла Хитровая. – Ночь была тихой всего час. Прибыли сотрудники уголовного розыска. Они намерены выполнить требования психически больного.

– Максим, да одумайся же ты! – устал просить лечащий врач.

– Не стану этого делать Павел Дмитриевич! Я устал, понимаете? Устал! Надоело ходить к вам на приём. Раз мне не суждено вылечиться, тогда я скроюсь на острове, где никто и никогда не сможет меня потревожить. Мне отстроят прекрасный дворец и заживу!

– Ты болен! Я буду больше уделять тебе внимания!

– Я знаю! Уже лет пятнадцать! Надоело! Не хочу больше так жить! – упрямился он.

– У тебя престижная работа, есть квартира, – чего не хватает?

– Чего не хватает? Здоровья! Я хочу, чтобы все меня знали!

– Тебя итак по телевизору показывают! – внесла я свои пять копеек.

– Шаера! Я тебя в отделение отправлю! – грозился Свиридов.

– Не отправишь начальник, ибо мои возгласы его отвлекают. Слышишь? Вот! Он молчит, переваривая информацию.

– Я всё равно не согласен!

– Когда будете брать его, то сильно не мните. Ему нужно лечение, – попросил Жилов.

– А в тюрьму его всё равно не посадят. Так что вернётся к вам ваш пациент, – успокоил его Антон.

– Как выкуривать будем? – спросила я. – Словами: «Цып-цып-цып»?

– И не жаль тебе больного?

Глаза Марины были полны сострадания. Она смотрела на меня в ожидании ответа. С одной стороны жать, потому что человек больной, но с другой стороны – он преступник. Почему мне должно быть жать преступника?

– Относительно, – выдавила я из себя.

– Толь! Как ты с ней работаешь?

– Приходится. А ещё у неё есть привычка вставлять пять копеек.

– И что надумал? Могу предложить покрасоваться у камеры. Хитровая даже интервью возьмёт! А деньги, бриллиант с вертолётом заждались! Ах, да! Карта новая текущего года! – снова влезла я.

– Видала Мариш? Она не только разглагольствует тут, да ещё и руками машет, как ветряная мельница.

– Пусть отсюда снимают и берут интервью, – немного подумав, крикнул Широков. – Мне и здесь хорошо!

– Не собираешься улетать?

– Собираюсь, но только через два дня. Я же дал вам срок. А теперь – отвяжитесь! Я спать! И не пытайтесь подобраться ко мне, ибо сплю чутко!

Мы быстро посмотрели на Жилова. Тот подтвердил его слова кивком. Малейший шорох – и Оксаны не станет.

– О, нет! Он опять храпит! – стеная, сказала флейтистка.

* * *

Выкуривался товарищ Широков самостоятельно. Как он запланировал три дня, так их и отсидел. Слов на ветер не бросает. Раз дал три дня, так и сидит, ждёт.

Потребовал Широков расчистить ему дорогу. Расчистили. Вышел он один. У меня глаза на выкате. А где Оксана? Широков отошёл на порядочное расстояние от дома, потом хлопнул себя по лбу и рысью влетел в дом. Вышел он уже с Оксаной. Я тяжело выдохнула. Девушка жива и здорова.

– Имей совесть! Дрых всю ночь так, что аж стены шатались! Дай и мне поспать! – наехала на него Оксана.

– Молчи женщина!

Боже, как руки чешутся в него чем-нибудь запустить! Толя погрозил мне кулаком. Поведя носом, я продолжила наблюдение. На капоте моей «Тойоты» стояла спортивная сумка, на которой лежала бархатная коробочка. В ней находилось произведение искусства. Ну да! Пока себя не похвалишь, никто не похвалит.