— Ты снимай, — сказала Зохра по-французски; я нахмурилась и непонимающе посмотрела на нее. Она коснулась шнурков на моих ботинках. — Сними, — снова сказала она, и я поняла, что она предлагает мне снять обувь. — Я раскрашу ноги хной.
Я покачала головой.
— Я не смогу ходить без обуви, — сказала я, и она удивленно посмотрела на меня.
Я постучала по утолщенной подошве моего правого ботинка, приподняла полу кафтана и прикоснулась к ноге. Наконец она понимающе кивнула.
— Ты можешь раскрасить мои руки, — сказала я, вытягивая их перед собой.
Она улыбнулась, развернула маленький сверток ткани и взяла тоненькую острую палочку.
Затем она положила палочку в подол, взяла мои руки и, поворачивая и изучая их, прошептала что-то другим женщинам. По их жестам и интонациям я поняла, что они обсуждают, какие узоры лучше подойдут. Две маленькие девочки наблюдали за Зохрой, потом одна из них попыталась забраться Зохре на спину, и другая женщина забрала ее. Я предположила, что эти малышки — дочери Зохры.
Наконец Зохра взмахнула деревянной палочкой, и все умолкли. Кто-то поставил возле Зохры маленький глиняный сосуд с зеленой пастой, и Зохра обмакнула в него кончик палочки. Крепко удерживая мою правую руку ладонью вверх, она наклонилась над ней и начала рисовать, то и дело окуная палочку в пасту. Она старательно и искусно покрывала мою ладонь замысловатым узором из геометрических фигур. Кончик палочки почти неощутимо касался моей кожи, словно по руке ползло какое-то насекомое; паста была прохладной. Покрыв узорами всю ладонь и пальцы, она перевернула руку и стала расписывать тыльную сторону кисти. Я уже устала держать руку в одном положении, широко расставив пальцы, и когда она слегка задрожала, одна из женщин нежно взяла меня за запястье, поддерживая руку.
Зохра закончила украшать правую руку и взялась за левую. Узоры на ладони одной руки и на тыльной стороне другой оказались одинаковыми.
Закончив, она показала мне, что я не должна двигать руками; другая женщина принесла почерневшее блюдо с раскаленными углями. Зохра дала понять, что мне надо держать руки над теплом, чтобы подсушить красящую смесь.
Затем она взяла двух маленьких девочек за руки и ушла, оставив меня сидеть на земле с несколькими другими женщинами. Они разговаривали и вышивали. Моя правая нога болела от непривычного положения. Все больше и больше женщин подходили к центру круга, по очереди помешивая варево в большом котле и ставя котелки по краям костра. Моим рукам было тепло от согревающего блюда. Стоял приятный запах готовящегося мяса, и я осознала, что очень голодна. Я надеялась, что у Баду, играющего с другими детьми, все в порядке.
Через время Зохра вернулась с котелком теплой воды. Она жестами показала, чтобы я поднялась, и мне стало неловко: из-за своей ноги я не могла встать, не отталкиваясь руками от земли, а я не хотела испортить узоры. Одна из женщин сказала что-то другой, а затем подошла ко мне сзади, подхватила меня под мышки и довольно бесцеремонно подняла. Я криво усмехнулась, как бы извиняясь за свою неуклюжесть, но женщины искренне мне улыбались и говорили что-то дружелюбным тоном. Паста на руках почернела, и по мере того как Зохра осторожно смывала и счищала ее, проявлялись изысканные красновато-коричневые узоры. Я вытянула руки, поворачивая их и любуясь узорами.
Вся деревня и гости собрались вокруг костра. Баду появился со старшей девочкой и сел возле меня; Зохра с двумя дочерьми села по другую сторону от меня. Я не видела Ажулая; естественно, он был со своей женой, говорила я себе.
Одна из пожилых женщин быстро размешала варево в котле, а затем огромным металлическим половником вынула большую козью голову. Я вспомнила о головах, которые видела на Джемаа-эль-Фна. Не думала, что буду их есть.