Шаг до трибунала

– Так может мне рапорт написать с просьбой о переводе в мотострелковый батальон?

– Ты только нюни не распускай! Хватит с меня Виденеева! – повысил голос подполковник. – Веди себя так, как положено по уставу, подчиняйся командиру роты. Совершенно не важно, какое воинское звание он носит. Я понятно говорю, товарищ старший лейтенант?

– Так точно! – Москалев вытянулся перед начальником разведки дивизии.

– Я в тебя верю. Думаю, что прокуратура разберется в этом деле. Ни ты, ни Виденеев не будете признаны виновными в гибели его ребят. Как он тебя встретил?

– Да нормально, руку пожал, сказал, как и вы, что надеется на благополучный исход разбирательства. Я с утреннего подъема стал выполнять свои обязанности командира взвода, как и прежде. Кросс пробежал нормально, голова не кружилась. Подтянулся на перекладине четырнадцать раз, сделал на турнике подъем переворотом, солнышко. Все в норме. Мышцы радовались, работали так, как им и положено.

– Это хорошо. Ладно, Федор Иванович, возвращайтесь в роту и не забудьте, что в час построение на плацу. Прощаемся с вашими ребятами. Отправляем их тела домой. – Подполковник похлопал Москалева по плечу и пошел к выходу из модуля.

Горячий ветер обдувал лицо, но не выжигал слезинки, бегущие по щекам старшего лейтенанта Москалева. Он смотрел, не моргая, на три гроба, стоявших на середине плаца на табуретках. Подполковник что-то говорил о храбрости этих парней. О том, что если они остались бы живыми, то продолжали бы ходить на боевые операции, в октябре, то есть всего лишь через три с половиной месяца, демобилизовались и отправились бы домой. Увы, этого не произойдет.

А старший прапорщик так и не смог сказать ни одного слова при прощании с ними. Он прикрыл ладонью лицо и рыдал, не стесняясь ни подполковника, ни солдат, своих подчиненных.

Старший лейтенант Москалев смотрел на него и тихо бубнил одну и ту же фразу:

– Я не виноват, ребята, в вашей смерти! Я не виноват!

Глава 12. Пощечина

Две следующие вылазки взвода Москалева на проверку караванов были пустыми. Федор их толком и не проверял. Он просто шел мимо верблюдов, лошадей с вьюками, здоровался с афганцами. Да и своих солдат из Таджикистана командир взвода настроил на простодушие.

Афганцы это воспринимали с радостью, угощали солдат арбузами, лепешками. Федору нечего было дать им взамен, поэтому он только разводил руками, кланялся, от подарков тут же отказывался, на добрые слова в свой адрес отвечал широкой улыбкой, прикладывая ладонь к сердцу.

Что ни говори, а доброта должна спасти мир. Это во-первых. А во-вторых, он просто не чувствовал в этих караванах зла. Люди в любую секунду были готовы по его просьбе снять с верблюда неподъемную кладь и показать ему все, что находится в мешках и вьюках. Да и караваны небольшие, везут шерсть, изюм, сушеные ягоды тутовника. Чем богаты, как говорится, тем и рады.

Отчеты старшего лейтенанта об этом Виденеев принимал с недовольством, однако показывал он его только на лице, не на словах. Федор смотрел на это равнодушно. Ему было видно, что старшему прапорщику хотелось отправить наверх какие-то красивые отчеты, приложить к ним какие-то материальные ценности, прежде всего, конечно, оружие, изъятое у душманов, перевозивших его. Но такового в караванах, к немалому сожалению старшего прапорщика, попросту не было.

Для Федора было важно другое. Он стремился восстановить в своем взводе тот боевой дух, который был утерян за то время, когда Москалев находился на лечении в медико-санитарном батальоне. Его бойцы потихонечку стали приходить в себя.

Что ни говори, а они очень тяжело пережили ошибку своего командира, о которой постоянно талдычил всем старший прапорщик. Мол, это именно они виноваты в тяжелых ранениях и смерти его солдат, потому что на той дороге пришли к ним в афганской одежде.

Надо сказать, что все парни из взвода старшего прапорщика прекрасно понимали, что благодаря этим переодеваниям солдаты Москалева не раз спасали свои и их жизни, заходили в тыл противника и уничтожали его, а сами не несли никаких потерь. Но на Чарикаре дело пошло наперекосяк.

Когда солдаты в курилке в очередной раз коснулись этой истории, один из бойцов Виденеева все же признался, что прапорщик все накрутил в свою защиту. Они, его подчиненные, сначала соглашались с ним, думали, что командиру виднее. Однако потом бойцы стали вспоминать все произошедшее до мелочей, складывать их в одно целое. Сделать это им помогли следователи из военной прокуратуры. В итоге все оказалось совсем не так, как говорил своим солдатам старший прапорщик.

Во время этого разговора из взвода Москалева в курилке находился только сержант Скриталев. Он слушал парней и молчал.

В следующем перерыве между занятиями по инженерной подготовке разговор на эту тему в курилке затеяли уже два бойца – ефрейтор Скороходов и младший сержант Водовоз. Они чувствовали свою вину и шепотом рассказали Скриталеву, как все было на самом деле.

Сержант Виктор Ивлев погиб в самом начале операции.