Шаг последний, шаг первый

Тимофей вернулся через несколько минут с подносом и поставил перед Яном глубокую тарелку багряного супа с лепестками мяты, стеклянный чайник, в котором плавали кусочки апельсина и веточки чабреца, две чашки, блюдце с песочной выпечкой и миску со свежей малиной. Печенье было только что из печи, и от него восхитительно пахло поджаренными орехами и ванилью. В такую жару это вполне могло сойти за полноценный ужин. Ян и не догадывался, что у Риты были другие представления о настоящей еде и что его впереди ждало ещё множество блюд.

– Не торопись, дай чаю немного завариться, – сказал Тимофей, когда Ян потянулся к чайнику.

Тогда Ян взял несколько ягод малины. Запихнув их в рот, он довольно промычал. Тимофей улыбнулся.

– Я не прочь, чтобы ты за раз слопал все ягоды, как ты любил делать в детстве, но начни обед, как и положено, с супа.

– Как я скучал по этой заботе, – рассмеялся Ян.

– Так что ты хотел мне рассказать? – спросил Тимофей, когда его гость в один присест управился с клюквенным супом, закусывая его печеньем.

– Даже не представляю, с чего начать. – Ян помолчал. – Знаете, если бы утром мне кто-нибудь сказал, что вечером я окажусь здесь, я бы ни за что не поверил. Я ведь думал, сегодня у меня будет обычный день. Обычный для меня. Я проснулся, вышел из дома и, как делал последние двадцать лет, побрёл в лес. Там, вдали от всех, на своей любимой поляне, я улёгся на солнце. Мне хотелось растаять как масло и исчезнуть насовсем. Но в итоге я лишь получил солнечный удар, и вместо того, чтобы забыться, встал и пришёл сюда, чтобы рассказать свою историю. Не вам, Тимофей, а скорее себе. Да и речь пойдёт не обо мне, а о мальчике, которым я был когда-то, мальчике, который постепенно стал юношей, но так и не смог превратиться в настоящего мужчину. Который всё потерял и стал мною.

2. Ссора

Мальчик проснулся, когда уже рассвело, и субботний день был в полном разгаре. Всю ночь он дрожал от холода, и это мешало ему заснуть. Под утро его мачеха встала с кровати, заскрипев половицами, спустилась со второго этажа вниз и затопила печь. От дымохода, к которому мальчик прижимался, пошло тепло, и его сразу же утянуло в дрёму. Медленно приходя в себя после тяжёлого и беспокойного сна, Ян услышал доносящиеся с улицы бодрые голоса его друзей. Накануне ребята договорились всей компанией отправиться гулять. В Загорках суббота считалась банным днём, а значит, в первой половине дня мальчики были предоставлены сами себе, пока их матери и сёстры моются и обмениваются сплетнями в общественной бане. После полудня наступала очередь мужчин отскребать от себя грязь, греться на пару, обливаться холодной водой и судачить о соседях.

Ян приник к замёрзшему стеклу, ногтями соскоблил с него иней и посмотрел наружу. Их дом был самым высоким на улице, и с чердака открывался вид на соседские крыши. Правда, летом, когда все деревья были в зелени, Яну немного удавалось разглядеть. Теперь же, поздней осенью, все дворы в округе были как на ладони. Особенно хорошо просматривался стоящий на противоположной стороне улицы дом друга семьи Захара. После смерти отца Яна Захар не раз помогал его мачехе с домашними делами. Рядом с Захаром жил Олежек, товарищ Яна по играм. Отец Олежека Василий плотничал и считался одним из лучших мастеров деревни. Именно поэтому дом семьи Василия хоть и не выделялся своей высотой, но определённо выглядел самым просторным и красивым на улице.

Ян увидел, что его друзья Олежек и Митяй где-то раздобыли деревянные сани и теперь по очереди катают друг друга с криками и воплями. Сани, похоже, были не очень устойчивыми: они то и дело переворачивались, опрокидывая ездоков на землю, однако это лишь ещё больше раззадоривало мальчишек. Яну не терпелось к ним присоединиться, однако в животе неприятно заурчало. Он потянул на себя холодное железное кольцо в полу чердака и открыл дверь на лестницу вниз. Затем осторожно спустился на второй этаж, где находились три больших спальни, включая и его собственную. Впрочем, в ней он ночевал крайне редко. Ступая на цыпочках, Ян направился на первый этаж, но громкий скрип нуждающихся в ремонте ступеней выдал его с потрохами. Теперь можно было не таиться, и он в три прыжка преодолел лестничный пролёт. Внизу располагались кухня, прихожая, ванная комната и большая мастерская его отца, дверь в которую давно не открывали. Отец Яна, когда был жив, очень любил свою рабочую комнату: он мог часами ходить по ней взад-вперёд, размышляя над своими изобретениями, либо же почти не шевелясь сидеть за своим столом, кропотливо мастеря новую поделку.

Ян заглянул на кухню. Его мачеха Марфа что-то скребла за печкой и делала вид, что его не замечает. Ян, однако, не сомневался, что она услышала его шаги с самой верхней ступени. На краю стола лежал кусок свежевыпеченного хлеба и сыр. Ян быстро схватил их и сунул за пазуху. Мачеха ничего не сказала. Здесь было так тепло, что он не прочь был бы задержаться на кухне подольше. Однако признаваться в этом ему не хотелось, поэтому, немного помявшись с ноги на ногу, он вышел в прихожую.