Шаг третий. Призовой

И ещё интересное наблюдение. Корейские авторы, не имея никакого понятия о термине «рояль», пользуются этим весьма широко. Само по себе не столь страшно. В конце концов, таковое сплошь и рядом даже у мировых классиков. Взять хотя бы «Тартюфа» великого Мольера. В конце пьесы у Тартюфа на руках все козыри. Оргон сам подписал ему дарственную на всё своё имущество. И только после этого у него открылись глаза. Но метаться поздно, только выметаться из своего дома, который уже не его. Но вдруг приходит королевский чиновник и арестовывает Тартюфа, как мошенника, давно известного королевским правоохранительным органам. Всевидящее око справедливого и могущественного монарха, ага. Все довольны и счастливы, кроме Тартюфа, разумеется. Если это не рояль, тогда я не знаю, что это такое. Ещё какой рояль, королевский!

Параллельно загрузке в память никчемушной информации на втором слое сознания сами собой всплывают аргументы из разряда «слова на лестнице». Это когда тебя уже спустили с лестницы, и вот, пересчитывая ступеньки головой и рёбрами, вдруг находишь очень остроумные и веские слова. Те самые, которых вовремя почему-то не было.

Президент ХёнСок застал меня врасплох. Чего это я вдруг не могу повторить тот танцевальный финт, который исполняла на его глазах аж два раза? Хотя не надо на себя клеветать, один аргумент всё-таки нашла. Хореографиня тоже ведь не смогла, а она наш сэнсей. Профессионал, по умолчанию более искусный мастер танца.

Главный довод не в этом. Короткий взрывной танец, выданный на пике выброса эмоций и энергии, своего рода рекорд. Ни один спортсмен не сможет повторить собственный рекорд в любое время года, дня и ночи. Ему надо разогреться, ему надо быть на пике формы, его ничего не должно отвлекать, раздёргивать внимание и силы.

А тут в конце дня, после изматывающих уроков и уравновешивающей их, но, тем не менее, съедающей силы тренировки, после ужина прибегает саджанним, весь такой переполненный радостным предвкушением. Давай, Лалиса, але-оп! И если бы послушалась на полную катушку, испортила бы ещё не сложившийся в мозгу алгоритм движения. Он же не закрепился. Надеюсь, что не испортила…

Трень-брень-дрень! Сигнал конца урока обрывает скучные россказни госпожи учительницы. С чувством величайшего облегчения закрываю планшет с надоевшим текстом, тетрадку, — по-старомодному иногда фиксирую важные тезисы, — учебник, всё в сумку.

Уйти спокойно мне не дают. Путь преграждает рослая, на целых два-три сантиметра выше меня, одноклассница.

— Подпиши! — и суёт в руки блокнот размером с книгу. На обложке — «BlackPink», та картинка, где моё лицо плохо различимо. Хотя там всех узнать трудно. Кроме Дженни, у неё особая изюминка.

Надо же! Только сейчас дошло до них, с кем они учатся. Отговорка у меня, то есть, у нас давно готова.

— Без адвоката ничего подписывать не буду, — заявляю с железной непреклонностью и обхожу подвисшую девицу.

Вспоминаю про ЧэЁн. Вот кто никому ни в чём не откажет. Какой-нибудь решительный и настойчивый парень легко добьётся от неё секса, если ему мешать не будут. Изнасилования даже не получится, она просто подчинится и всё. Будет плакать, отворачиваться, но активного сопротивления не окажет. Может даже удовольствие получит, если парень попадётся опытный… чо-то меня не туда заносит. Короче, надо её предупредить! Бегу в её класс, у них как раз математика кончилась, мы их меняем.

— ЧэЁн, никаких автографов никому в школе не давай! Нам господин директор официально запретил это делать.

— Лалиса, а когда это директор запретил нам автографы давать? — шёпотом спрашивает ЧэЁн. Мы стоим в общем холле, куда выходит три класса.

— Помнишь, как победителей на соревнованиях награждали? В числе подарков были наши автографы. Что это значит?

— Что? — сообразительность ЧэЁн обычно дремлет.

— А то! Дебак! Наши автографы — награда, которую надо заслужить. А кто в школе может награждать? Только директор.

— А учителя?

— С разрешения директора. Предупреди ДонГука, как увидишь.

Не жалко расписаться. Но ведь умучают! В школе несколько сотен соучеников, рука отвалится подписывать. Так что это не только причина наших отказов, но и повод, в который я радостно вцепляюсь.

Математика. Математичка расписывает доказательство первого замечательного предела. Отношение синуса икс к иксу, как известно всем, кто честно учил математику в школе, равно единице. Доказательство не без хитрости, но довольно прозрачное.

Строгая и немного скучная наука. Только про последнее учительнице никогда не скажу, сразу стану врагом на всю жизнь. И по сравнению с литературой насыщена смыслом и выстроена на строгой логике, которая в корейской литературе даже не ночевала. Так что терпеть математику намного легче.

— Внимание! — говорит математичка. — На экзамене доказательство теоремы вряд ли будет. Но задачек, связанных с первым и вторым замечательными пределами, не избежать.

Общий тоскливый выдох класса можно расшифровать словами:

— Как? Их ещё и двое?!