Шаг в бездну

— Шел бы ты лучше домой, — ответил Проводник, отойдя подальше от подвальной двери, — дождь на улице, застудишь еще свои кости.

— Так я это, тут и живу. Давно уже… я уж и не помню, когда последний раз соседей-то видел. Вот только вонять тут стало…

Недоверчиво посмотрев на чернеющий дверной проем, Проводник захлопнул дверь и задвинул засов. Достав новую сигарету, он опять закурил.

— Хорошая, как я погляжу, у тебя тут картошка. Давно вонять начало?

— А черт его знает, — пожал плечами старик, — я уж и не помню. Воняет и воняет, да и черт бы с ним… А еще вот что я тебе скажу, — он подошел ближе и Проводник почувствовал стойкий запах перегара, — тут помимо вони звуки разные бывают, ага. Из подвала.

— Что за звуки?

— Да как тебе сказать-то? Постукивания какие-то… иногда то ли вой, то ли гул, то ли еще черт знает что… Но не добрые это звуки… помню вот, мальчуган один тут все время шастал, — старик скривил недовольную мину, — таскать старые шмотки из квартир повадился… Я его несколько раз гонял, да все без толку, хоть кол на голове теши! Вот, а потом грохот какой-то был один раз, крики. Пацаненок орал тот — помогите, помогите… а я-то что? Сам ноги еле переставляю, а тут еще и воришек спасай! Видно, кто-то из соседей все же проучил паскудника, — на последних словах он одобрительно покивал.

— Да, дед, соседи у тебя… необычные, я бы сказал.

— Почему это?

— Не бери в голову, — улыбнувшись, сказал Проводник и похлопал его по плечу. — Но я бы посоветовал тебе переехать куда-нибудь в другое место. Не шибко-то хорошие тут условия.

Он отвернулся и подошел к входной двери. Дождь все лил, даже не собираясь прекращаться; он барабанил по грязным лужам с каким-то неистовым упорством, будто желая оставить на поверхности воды как можно больше грязных пузырей. Иногда вдалеке слышались глухие раскаты грома. Улицу осветила яркая вспышка. Спустя несколько секунд воздух сотряс громовой раскат, резко отозвавшись в ушах и уцелевших оконных стеклах.

— Что-то зачастили нынче грозы, — недовольно проворчал старик и медленно опустился на ступеньки, придерживаясь рукой за перила.

Проводник молча курил, подпирая плечом стену, и смотрел на ливень. Обычно новые переходы открывались как раз после таких гроз — громких, холодных и долгих. Появлялись новые, старые исчезали… но независимо от давности переходов, они все подчинялись какой-то определенной системе, никогда не выходя за пределы их территории. Раньше, конечно, это было не так: переходы открывались где попало, без какого-либо порядка.

— А вот скажи, дед, — заговорил Проводник, не оборачиваясь к слушателю, — ты бывал на той стороне?

Лицо старика бывшее блаженно-расслабленным, вдруг напряглось.

— Не знаю, что это, — нервно бросил он. — Что еще за стороны такие… Ничего не знаю!

— Ну что ж, не знаешь и ладно, — пожал плечами Проводник.

— А ты, значит, бывал, да?

Проводник не ответил.

— Чего я спрашиваю, — кивнул сам себе старик, — конечно, бывал… ты ведь наверняка один из этих искателей приключений… Ты водишь доверчивых дураков в те места на смерть, — он зашелся мокрым, булькающим кашлем. Когда приступ прошел, старик добавил: — Да еще и зарабатываешь на этом…

— Тебя это так волнует?

— Точно так же, как тебя, был ли я там.

— Вот и поговорили, — хмыкнул Проводник. Последний раз затянувшись, он выбросил окурок. Тот, кувыркаясь в воздухе, с едва слышным шипением упал в лужу.

Дождь медленно стихал. Проводник все так же молча стоял, смотря на улицу. Он ни о чем не думал. Не хотел думать. В такие моменты на него накатывали воспоминания, гнетущие и скребущие душу острыми когтями, воспоминания, которые он всегда гнал прочь. Но они всегда возвращались, цеплялись за него как разгоряченная любовница.

Он не стал дожидаться, когда закончится дождь. Проводник вышел на улицу и неспешно пошел прочь, предоставив больного старика самому себе. Он не видел, как тот из любопытства открыл подвальную дверь и спустился вниз, превратившись в еще один мешок зловонной слизи, кормящей мутировавший картофель. Он просто шел под слабеющим дождем, вспоминая прошлое и жалея о том, что вернуться и все исправить он не мог.