— А вот тут уж дудки, Готлинд, — отрезал смутно знакомый летун. — Будешь драться! — Он остановился, преградив мне дорогу. — Сейчас мы считай, что на фронте. Аэроплана у тебя нет — улететь не сможешь. Значит, не ной, а садись за штурвал боевого безразгонника. Хватит тебе уже прятать голову в песок!
Я сжал кулаки. Очень хотелось смазать по этой смутно знакомой физиономии. Но я отлично понимал — он, скорее всего, справится со мной. Может, не в воздухе, но на земле уж точно. Да и прав этот смутно знакомый летун. Во всём прав. Я в одной лодке с Буковски и китобоями. У меня даже аэроплана нет, чтобы смыться. А если уж сяду за штурвал боевого, то деваться мне будет некуда. Только в сражение! Так уж устроены мы — военлёты.
Всё-таки, я не удержался — оттолкнул смутно знакомого летуна прочь с дороги. Широкими шагами, грохоча каблуками ботинок по стальному полу, направился к выходу на верхнюю палубу.
Брюзгливый капитан «Бродяжника» не солгал. Авианосец уже было хорошо видно, несмотря на тучи. Кажущийся невероятно вытянутым воздушный корабль медленно и аккуратно швартовался к борту корвета китобоев.
На верхней палубе «Бродяжника», кроме суетящихся техников, отдельной группкой стояли летуны. Все как один в чёрных кожаных плащах, шлемах и с очками на лбу. Мы подошли к ним. И сразу стало понятно — смутно знакомый летун, и не из людей Буковски. Потому что хоть и стояли мы рядом с ними, но всё же отдельно. Нас как будто разделяла невидимая черта, переступать которую не собирались ни мы, ни они.
А ведь с этими людьми мне в самом скором времени идти в бой.
Авианосец завис всего в нескольких десятках метров от борта «Бродяжника». Швартовочные команды обоих кораблей, обмениваясь какими-то своими загадочными знаками, принялись за работу. И вот уже натянуты несколько трапов. Один для летунов — поуже и с высокими натяжными перилами. И пару грузовых, чтобы транспортировать по ним аэропланы.
Я заметил, что «Ласточку» оставили на борту «Бродяжника». Значит, уже списали мой аэроплан в расход. Теперь на запчасти разберут. Я понимал, что в воздух превратившуюся в полную рухлядь машину уже не поднять. И всё-таки как-то неприятно было видеть её одиноко стоящей на палубе, пока мимо к трапам катят сильно повреждённые аэропланы. Я отвернулся — и ступил на металлический настил трапа, конечно же, не держась за натянутые перила.
Безразгонники — настоящие, а не переделанные из обычных аэропланов — выглядели совершенно не похожими на летательные аппараты. По крайней мере, на те, что приходилось видеть раньше. Они больше напоминали новомодные автомобили, только на трёх колесах, как у обычного аэроплана. Похожесть усиливала форма фюзеляжа и прямоугольная решётка радиатора. На иных даже щёгольские фигурки имелись. Конечно же, как и аэропланы, летуны расписывали свои боевые машины как могли. Обнажённые девушки. Смерть с косой. Карточные колоды. Молнии. И бог его знает что ещё.
Машины, на которых предстояло лететь в бой нам, был выкрашены в нейтрально голубой цвет. Он якобы помогал фюзеляжу аэроплана сливаться с небом. Глупости и предрассудки, конечно, но традиция осталась с первых месяцев войны.
— Так-так-так, господа летуны, — выкатился нам навстречу невысокий человек в лётной куртке и безразмерных шароварах, заправленных в ботинки, — это будут ваши машины. Но для начала вам надо представиться начальнику лётной части нашего замечательного корабля. Из вас сформируют эскадрильи, и только после этого вы сможете подняться в небо.
— Времени на эту ерунду нет, — отрезал смутно знакомый летун, стоящий рядом со мной.
— Верно, — поддержал его кто-то из пилотов, державшихся отдельной от нас группой. — Мы только из боя — и нам надо как можно скорее вернуться в небо! Там сейчас слишком жарко!
— Но без этого нельзя, — попытался отстоять свою позицию толстяк. — Должен же быть порядок.
— Послушайте, — шагнул я к нему. — Знаете, как в подобных случаях поступали во время войны?
— И как же? — заинтересовался толстяк.
— Очень просто. Считали летунов и формировали эскадрильи уже после возвращения.
— А как же быть с аэропланами? — не понял толстяк.
— Спишете в расход вместе с летунами.
Ответ был жёстким, как и всё на войне.
— Хватит уже болтать! — вспылил летун из державшихся обособлено. — Аэропланы к вылету готовы? — Толстяк нервно кивнул — Пулемёты заряжены? — Новый кивок. — Значит, разбираем их, братва! По машинам!
Он, похоже, был заводилой у летунов. Неформальным лидером, или кем-то вроде него. А может, и командиром эскадрильи. Но его слов послушались словно команды. Летуны бросились к безразгонникам, заскакивая в ближайшие к ним машины.
— Ты ведущий или ведомый? — обратился ко мне смутно знакомый летун.
— Был ведущим, — ответил я, — но привык давно уже один летать.
— Тогда я буду прикрывать тебе спину, — подмигнул мне летун. — Бери машину. И — в небо!
— Оно с нами, — кивнул я.