— Во здоровье, — поразился юноша в старорежимной форме студента-медика. — Я его осматривал. И вот что я вам скажу — не живут после таких ран. Не выживают! Да конь его меньше пуль получил — и помер!
— А кони, — поддержал его самый, наверное, немолодой чоновец, — и живучей чем люди-то. Ещё на фронте видал сколь раз. И пулями им, и осколками доставалось. И в проволоке запутывались. А всё им нипочём как будто.
— Конь-то на самом деле подох, — добавил командир отряда, как будто я без его слов не верил бойцам. — Жуткое дело, Готлинд. Ну да чёрт с ним! — настроение у Духовлада менялось быстро, как у всех молодых людей, что бы им ни пришлось пройти. — А славно вы их с воздуха секли! И от леса грамотно отрезали. Мы уж думали, что не успеем. В тайге эту контру гонять то ещё удовольствие. Большая часть ушла бы. А уж эта сволочь Избыгнев — это и к гадалке не ходи. Сбежал бы!
Духовлад пододвинул ко мне стакан. Поднял свой. Остальные чоновцы присоединились к тосту.
— За военлётов! Наших товарищей по борьбе!
Все подняли стаканы. Сдвинули их. Раздался не особенно мелодичный звон. Стеклянные стаканы были далеко не у всех. Многие обходились глиняными кружками.
Я с сомнением приложился к своему стакану. В нём оказалась чистейшая казёнка. А вовсе не обычный шмурдяк — одно из непереводимых на другие языки местных словечек — который тут обычно наливали. Хотя, конечно же, любой половой с пеной у рта убеждал, что это казённая водка ещё «из старых запасов», а потом подмигнул бы и добавил — «только для вас».
Сделав хороший глоток, я подхватил кусок хлеба, чтобы поскорее закусить. Пить на Урдском севере учишься быстро.
— Наш человек! — рассмеялся Духовлад и добавил: — Хоть и инспец.
Мы довольно долго просидели в кабаке. Чоновцы гуляли вместе с военлётами. По десятому разу вспоминали особенно острые моменты боя. Потом, точно не помню, когда именно, к нам присоединились бойцы с маслозавода. Гарнизон там сменили после боя, выдав охранявшим его солдатам дополнительное денежное довольствие. И они тут же отправились в кабак. Семейных среди них почти не было, а потому наличность они предпочитали тратить самым незамысловатым способом.
В итоге вечера, меня пришлось доставлять домой молодым и более стойким к алкоголю чоновцам. Проснулся я раздетым на своей койке в общежитии военлётов. Одежда моя лежала аккуратно сложенной на стуле рядом с ней. Даже я сам редко оставлял её в таком порядке. Голова была тяжёлой, но казёнка вчера оказалась настоящей, а потому ни о каком похмелье и речи не шло. Правда, соображал я туговато. Потому далеко не сразу обратил внимание на то, что на соседней койке сидит отнюдь не мой сосед по комнате.
Глава 2
Он сидел на койке моего соседа. Прямо поверх аккуратно сложенного одеяла. Надо сказать, что с того дня, когда я видел его, как мне казалось, в последний раз, изменился он мало. Да, собственно, не изменился вовсе. Всё те же потёртая лётная куртка и белый шарф. Только шлема не было. Вместо него на голове смутно знакомого пилота красовалась роскошная меховая шапка.
Я машинально сунул руку под подушку. Но револьвера там не было.
— Спокойно, Готлинд, — усмехнулся Вадхильд, кажется, так назвал его командор китобоев. — Я не брал твоего оружия.
Он кивнул на стул, где были аккуратно сложены мои вещи. На спинке его висел пояс с кобурой. А из неё торчала рукоять револьвера. Ну да, конечно, я ведь не сам раздевался. Хотя, наверное, и чоновцы спят с оружием под подушкой. Но его кладь туда не стали. Правда, пьяны они были не менее моего, так что ничего удивительного.
— Вставай уже, — в том же шутливом тоне продолжал Вадхильд. — Есть разговор.
— Пять минут, — хриплым голосом ответил ему я. В горло как будто песка насыпали.
Хромая я отправился в санузел. Сунул голову прямо в раковину и включил воду. Благо тут было лишь два её вида — холодная или ледяная. Ею можно умываться или приводить себя в порядок. А вот мылись мы по определённым дням в бане — о такой прелести как душ тут не подозревали.
В этот раз вода из крана полилась такая студёная, что мне показалось, мой затылок должен был вот-вот покроется льдом. Однако всю тяжесть это сняло в считанные мгновения. Я сделал несколько быстрых глотков обжигающей воды. Жажды как ни бывало. Вот теперь я был в состоянии вести беседу с Вадхильдом.
За время моего отсутствия он перебрался с койки на стул. Снял шапку, положив её на подоконник. Когда я вошёл, он сидел у небольшого окна комнаты и глядел на улицу. За грязным стеклом лежал сероватый снег. По нему ходили туда-сюда слабо различимые силуэты людей.
— Ты говори, зачем пришёл, — сказал я. — А я пока оденусь.
— Не спросишь, как я жив остался? — непритворно удивился Вадхильд.
— Мы с тобой не друзья и даже не приятели, — отмахнулся я. — Сам захочешь — расскажешь. А то может это какая-нибудь военная тайна. Расскажешь, а после пристрелишь.
Говоря, я быстро натягивал штаны и тёплую гимнастёрку. Следом пояс с кобурой. Не скрываясь проверил патроны в барабане револьвера.