Шаг в новый мир (СИ)

Всю дорогу до храма я молчала и только повторяла про себя как мантру: пусть всё будет хорошо. Златов подал мне руку и мы начали подниматься по ступеням. И на ступенях, и внутри храма было очень много народа. Неожиданно я увидела здесь многих ребят из академии, которые приветствовали меня улыбками и подбадривающими криками. По широкой дорожке, Златов довёл меня до алтаря, где уже стоял Прохор, и отошёл в сторону. Служитель улыбнулся нам:

— Доброго дня, дети мои. Возьмитесь за руки. Мы протянули друг другу руки и крепко сцепили их. Служитель подошёл к нам и связал наши руки широким, тонким, красиво вышитым обережными знаками полотенцем. И начал обряд соединения, обойдя нас два раза по солнцу и против солнца, зачитывая при этом сложные заклинания. В храме в это время, несмотря на огромное количество народа, было очень тихо. Я была так поглощена своими переживаниями, что почти не слышала вопроса, когда Прохор ответил «да». Но, взглянув на служителя и увидев его добрую улыбку, ответила «да», не задумываясь.

После этого нам предложили обменяться кольцами. А вот целоваться при этом, здесь было не принято. Прохор, улыбаясь, подхватил меня на руки и вынес из храма. Люди на ступенях и на дорожке радостно закричали и начали осыпать нас цветами, зерном и монетами. Прохор почти бегом донёс меня до экипажа, и мы поехали к ним. Ещё на подъезде к особняку Смирновых вся улица была украшена цветами, а от калитки вела широкая ковровая дорожка. (А приятно, когда тебя так встречают, подумала я, и открыто улыбнулась, стоящим на крыльце, родителям Прохора). Отец держал в руках деревянный образ хранителя, а мать — каравай хлеба. Они тепло улыбнулись нам.

— Счастья, вам, дети — сказала мать.

— Добра, веры и правды — добавил отец. И они одновременно поклонились нам.

Мы с Прохором тоже поклонились им и, отломив по кусочку хлеба, прошли к столам, которые были накрыты прямо на улице (лето, да и народу много). Вслед за нами, к столу были приглашены и гости. Я же, подойдя к нашим местам, нерешительно остановилась. Прохор, склонившись ко мне, прошептал, что так положено, и я села на предложенное место. Дело в том, что вместо стульев у нас были мешки с зерном. Но, сидеть на них оказалось неожиданно удобно, так как они были широкими, устойчивыми и относительно мягкими.

Среди наших гостей был и наследник с Грамионой, и Игнатий с Летицией и все те, с кем мне и нам приходилось в этот год встречаться, друзья и сослуживцы Прохора, мои однокурсники с обоих факультетов и ещё много народа, которого я и не знала. Свадьба текла по положенному сценарию и от нас уже ничего не зависело. Но, я, глядя на веселящихся людей, думала, что должен же всё всём этом быть смысл. Двое соединяют свои судьбы. Добровольно. И навсегда. Я украдкой посмотрела на Прохора. Устал, но умиротворён и доволен, как кот, объевшийся сметаны. Мягкая улыбка на лице. Одна рука обнимает меня, вторая ласкает мои пальцы. Так захотелось его обнять, прижаться и спрятаться на груди. Прохор слегка пожал мне руку и, заглядывая в глаза, спросил:

— Устала, родная?

— Есть немного. Но, я потерплю.

Он обнял меня за талию и притянул к себе. А я привалилась на его плечо, и так мы сидели, наблюдая за разворачивающимся действием. Прохор, поглаживая меня по спине, сказал:

— Скоро подарки начнут дарить, придётся постоять на ногах.

— Я понимаю. Ничего страшного. Ты же меня поддержишь. — и я чмокнула его в подбородок.

Прохор уткнулся мне в причёску и прошептал: — Кирушка-а… Скорей бы вечер…

Потом мы принимали подарки и благодарили гостей. А потом нас, наконец, отпустили. Но, надо сказать огромное спасибо родителям Прохора за то, что нас сразу проводили в наш дом и нашу спальню, благо пройти можно было не только по улице, но и через внутреннюю калитку. Гости ещё долго шумели на поляне перед нашими домами, но нас это уже не волновало. Мы были вдвоём во всё мире.

Когда за нашими спинами закрылись двери спальни и шум свадьбы стих, отрезанный этим простым действием, Прохор повернулся ко мне и, вдруг резко наклонившись, буквально впился в меня губами.

— Кира-а, — прошептал он, размыкая губы, — Любимая… Моя… — чередовал он слова и поцелуи. А я даже и не говорила ничего. Я просто таяла в его руках и хотела таять так вечно. Сама целовала его, обнимала и ласкала. Мы, не сговариваясь начали раздевать друг друга, но не в резком порыве страсти, а медленно, сдерживая желание. Вот Прохор снимает мне фату и убирает шпильки из волос, целуя при этом шею и прикусывая ухо. Вот я, извернувшись, снимаю с него рубаху и, наклонившись, целую грудь и живот, прослеживая губами дорожку волос до брюк.

Прохор резко втягивает воздух и, простонав, — Ки-и-р-р-а-а… что творишь…, снимает с меня платье, буквально одним движением, расстегнув все пуговицы на спине. Платье упало к моим ногам. Прохор подхватил меня на руки и положил на кровать.