Шаг в триста лет в прошлое

Когда Никита его настырно нашел, Дмитрий уже сидел и был почти готов к новым подвигам (питию хмельного). Хотя, здесь уже срабатывал рефлекс начальника и Дмитрий, хотя и похмельный, но начинал себя контролировать. И кажется, как и любой начальник, был готов работать своими подчиненными.

Никита, разумеется, потащил его к водке, то есть на кухню, где прикрылся перед женщинами Дмитрием. Тот, хотя и был готов к этому, рассердился, решив, что и он может с ним поиграть. Хватит жрать! Во втором бочонке только содержимое попробовали. Этак, они несколько дней у него водку будут пить, скоты!

– Настасья, – позвал он старшую кухарку, женщину, обладающую стальными мышцами и железным характером. Мужа своего – плюгавенького мужчину, находящего, кстати, здесь же, в отряде, внешне она почитала, но фактически держала в ежовых рукавицах, – вчера хорошо выпили и хватит. Не свадьба, чтобы за столами несколько дней задерживаться. И без того забот масса.

Но похмелится надо. Не по православному это болеть с водки. Так что похмелиться давай вот столько, – он показал полстаканчика водки у себя. И все, хватит! Мужики будут еще хотеть, мной прикрываться, – не давать! День кой-как поболеем и пройдет. Обед сегодня дать с мясом, щи да каша. А вечером поплывем. Проплывем немного, но втянемся.

– Слушаюсь, барин, – охотно кивнула Настасья, посмотрела на содержимое стакана Никиты. Ей показалось, что водки там слишком много и часть она безжалостно вылила обратно в бочонок.

– Как же так-то! – запоздало зашевелился Никита, не ожидавший такого подлого удара, – еще вылей!

– Еще вылью! – подтвердила Настасья, – хочешь?

– Уй! – он оценивающе посмотрел на женщину, капитулировал, понимая, что физическая драка вызовет гомерический смех (сын боярский с бабой полез драться), а в словоблудии, так, пожалуй, она его и переспорит.

Вздохнул, выпил водку, пока она и этого не вылила. Посмотрел на гадского голову. Тот, уже повеселев, был нацелен на работу.

«Все, – понял Никита, – окончена пьянка. Эх, Дмитрий!»

А Дмитрий, в хорошем настроении, хотя и в алкогольном отравлении, планировал большой рудник. Идея создании большого предприятия на месторождении, как была, так и ушла.

Он окончательно решил, что это будет только рудник. Часть работников останутся здесь – пусть готовят к работе. А Настасье пообещать рублей пять, если сохранит в целостности водку. Размечтались панствовать. Работать надо, алкоголики!

Как обычно, главный принцип будет – минимум ручного труда. Машинных экскаваторов у него, конечно, не оказалось. Зато скреперы на лошадиной тяги он уже мог предоставить. Так же как и устройств для механического отсева от примесей и обогащения. И будет перевоз руды от места добычи к реке на рельсах (вагоны с лошадями) и переброска ее на суда.

Чисто ручного труда на работе не будет. Только при добыче руды, да и то частично. Но и получать на гора здесь должны много.

Пусть рабочие приезжают с семьями. Земля будет, женки да дети будут выращивать овощи и держать скот. От той же коровы сколько пользы!

И самим будет, что покушать, и он купит продуктовые излишки. В Санкт-Петербурге его люди всегда найдут, куда сбыть продовольствие.

А крестьян у Петра надо попросить. Только сюда они должны приехать не государственными, а крепостными. Его крестьянами. Государственные – это, значит, ничьи. Такие ничьи работники никому не нужны.

Пятьдесят хозяйств. Больше компактно здесь не поместится. Да и у Петра кишка треснет от натуги и от скупости. Сказать ему, что ли, как его преемники – Екатерина II и Петр III – крестьян раздавали? Десятками, сотнями тысяч зараз. И не развалилась Россия! Да и государство не обеднело.

И пока последнее. К грузовому порту, куда руда будет прибывать самоходом, специально по должны прибывать хорошие грузовые суда с механической тягой. Пароходы с баржами. И надо обязательно дать поручение проверить на трассе глубину русла. Достаточна ли река для пароходов с массой до тысячи тонн? А руда в них пойдет по смазанным деревянным каналам и грузовым лентам.

Дмитрий черкал грифелем на берестяных листах, которые сам же нарезал с лежащих неподалеку на земле старых берез. Фальшиво свистал песни из неизвестных арий и насмешливо косился на Никиту, грустного и похмельного, который бы еще вмазал, если бы была такая возможность.

И он был не один. Большинство, опохмелившись, желали еще, но пугались грозного барина Дмитрия. Меньшинство, решившись попросить, получали жесткий отказ. Те, кто по своему положению, храбрились и настаивали, получали разрешение идти к Насте. Но и там несносная женщина наотрез отказывала налить водку и никакие согласия Дмитрия не помогали. Так и жили.

К вечеру алкогольная волна пришла и на руднике наступила тишина. Люди работали, как учили. Все равно делать было нечего, а есть уже хотелось. Логика же у Дмитрия была почти большевистская: работаешь – кормят, не работаешь – ищи сам пищу, здесь не работающим нищим не подают.