Мастеровые, наученные предыдущим плавильщиком, пошли немного свободнее. Они получили на двоих семь рублей.
И спросил у толпы:
– Жалованье не задерживают?
– Задерживают, – прошелестело среди мастеровых.
Оп-па, не зря зашел:
– М-м? – спросил он у казначея. Мол, куда деньги девал?
– Государь издал указ о немедленном сборе нового налога, – виновато произнес тот, – на нас выпало 117 рублей. Пришлось отдать все живые деньги, в том числе и из жалованья. Недоимка будет еще хуже.
– Ах ты! – начал он ругать казначея, но тут же заткнулся, вспомнив, что тот говорил именно о таком случае. Государству нужны было много денег и оно часто вводило новые налоги, которые нужно платить немедленно.
Они вели этот разговор на улице. Тогда, по большому счету ему просто было не охота снова заходить в контору, и он отговорился тем, что деньги он отдаст завтра. А завтра совсем было некогда.
Вот и оставил людей голодать и, похоже, никто его и не собирается обвинять! Обычная практика заводчика сэкономить на трудящихся. А что голодали, так это даже полезно!
Молча протянул руку слуге. Сметливый, тот понял, что от него хотят. Положил на руку тяжелый кошель с мелочью.
Прилюдно объявил:
– Здесь хватит на двухмесячное жалованье, да дополнительную десятину всем пострадавшим. Остаток отдашь на машину, опять, наверное, им не хватает.
Дмитрий уже не говорил казначею о контроле и воровстве. Один раз тот был пойман, несильно бит в воспитательных целях и предупрежден, что второй раз он с ним говорить не будет – с треском выдвинет с должности. А поскольку тоже был из крепостных, то свое будущее представлял четко и очень черно. И потому старался нагло не воровать.
Взял саблю, на виду всех заменил старую, тоже острую, но хуже этой. И хотя она была красивей и представительней, только для клинка это не важно. Потому заменил без сожаления.
Глава 12
В парадном зале дома князей Трубецких народу было много. Высокая фигура Петра среди такой массы не терялась, а вот Дашу он не видел, хотя и чувствовал – здесь!
Пока царь был занят, он бы с нею поговорил, расцеловал. Сколько они уже не общались!
Но пока он ее не видел. Где же она чертовка!
Он пытался ее разглядеть среди гостей, но никак не удавалось. Внезапно глаза ему закрыли теплые ладони, а до одури знакомый голос проворковал на ухо:
– Вот ты и попался, паршивый негодяй. Оправдывайся!
Дашка! – восторженно он прошептал.
Бережно отнял ее ладони со своего лица и, не постеснявшись, поцеловал ее среди людей. И поцеловал бы еще, но рядом раздался голос царя:
– Ах ты, камрад, совсем истосковался. Но вначале, извини, дело. А камрад? – и Петр крепко шлепнул его по спине.
Дмитрий повернулся к царю. Вернее, пытался повернуться, но Даша и не собиралась отпускать из объятия своих рук. Более того, она сцепила их замком и подогнула ноги. Тащи, будущий муж!
Он и не собирался сопротивляться. Так они повернулись к Петру. Счастливые, влюбленные, улыбающиеся.
Царь, занятый строительством и обороной, только крякнул на чужое амурное счастье. Самому его с женитьбой не повезло и он немного завидовал всем удачным семейным парам.
– Благословляю вас, – серьезно сказал он, – желаю всего лучшего: деток, семейного достатка, счастья.
– Спасибо! – радостно сказала Даша. Она была такой счастливой и красивой, что Петр перехватил ее у Дмитрия, обнял и расцеловал в обе щеки.
– Не сердись, – передал он Дашу обратно Дмитрию, – если до сего момента думал я, что здесь и интересы Хилковых и твои тоже, то теперь вижу – семья ваша будет держаться на любви мужа и жены.
Взгляд Петра стал колюч:
– С делов семейных перейдем к государственным. Удрал, значит, к невесте. Теперь понимаю, почему. А вот то, что меди не достал, могу только ругать.
Дмитрия уже начала надоедать ссылки на Дашу. Кто же так настропаляет Петра в его отсутствие?
Он посмотрел по сторонам и почувствовал жгучий взгляд Меньшикова. Ага, уже не стоит искать. Все же полез драться на место, ах ты!
Залихватски предложил:
– Да медь-то я привез. Хорошая. Давай, государь, на спор. Я предлагаю слиток меди, а ты человека. Если он занесет один сюда медь, значит, ругай меня, сколько хочешь и как хочешь.
Но если не сможет – больше не будешь менять ругать. Обижусь.
Петр хмыкнул, что-то хотел сказать, махнул рукой:
– Александр, принесешь?
Меньшиков кивнул и буквально побежал на улицу. Такое дело свалить выскочку Кистенева!он много не мог принести!
Петр поговорил с Дмитрием и Дашей минут десять, пока ему не надело. После этого он пробормотал то ли извинение, то ли ругательство в адрес одного лентяя, и вышел на улицу искать Меньшикова.
Даша осторожно обняла Дмитрия:
– Ты не боишься так разговаривать? – прошептала она на ухо, – государь за меньшее посылал на виселицу.
Дмитрий улыбнулся:
– Ну, во-первых, он понимает, что я ему не враг. Сейчас я спорю даже не с ним, а с Меньшиковым.
Во-вторых, я его предупредил, что по своему положению, я себя вешать не дам. Можно рубить голову или, в качестве паллиатива, расстреливать.
А, в-третьих, он и сам обрадуется.