Нина хмыкнула и допила залпом остаток коньяка.
— Только Ерошкина накаркала, мол, плохая примета, умрёт в этом году. Но она странная, ты знаешь. Никто не обратил внимания.
У меня мороз по коже прошёл. Ерошкина, конечно, дама странная, и есть с чего, но моё сердце тоже кольнуло от какого-то плохого предчувствия. Не люблю я этих шуток, наверное, с атрибутами смерти и нечисти. Зачем шутить с тем, что по сути не является предметом для смеха и шуток? Это как если предлагаешь тёмным силам поиграть, и тоже пошутить в ответ. Только вот вопрос, кто будет смеяться последним. Хэллоуин всё-таки не мой праздник.
Или я такая трусиха стала из-за того, что со мной случилось?
Про зверя было и страшно и интересно услышать. Посмаковав последние глотки обжигающего напитка, и наслаждаясь послевкусием дубовых и шоколадных ноток, я всё-таки решилась:
— А что там с Боровским? Чем всё закончилось, кто-нибудь отхватил-таки этого мачо-брутаччо? — спросила я шутливо-наиграно.
— Ой, он ушёл где-то через полчаса после тебя, так что все обломались. Он со всеми увиделся, парой слов перебросился, с кем не был знаком — познакомился, и отбыл восвояси. Такой вот загадочный и недосягаемый, — Нина налила себе очередную рюмку и отпила глоток уже без тоста. — Ничего коньяк, — похвалила она. — Мягкий такой.
— Угу, — подхватила я, — только голова потом будет болеть жёстко.
— Да ладно тебе, как бабка старая, — упрекнула меня Нина, и я улыбнулась. Она вернулась к теме: — Кстати, знаешь, ходят такие слухи что у них чего-то там с Викой Граниной.
Нина посмотрела на меня выжидательно, приглашая обсудить эту новость. Вика Гранина у нас была известной личностью, слава которой бежала впереди неё. Дочь сестры губернатора, которая разошлась с её отцом ещё когда Вика была совсем ребёнком. Отчим занимал не последнее место в администрации края. Она была очень избалована матерью и дядей. У того было два сына, и Вика ему была как дочь, он в ней души не чаял. А потому Вике у нас позволялось всё.
Все капризы исполнялись, все проказы прикрывались. Журналистам она была как кость в горле — много что можно написать, и в то же время ничего плохого. Только светлый, почти комсомольский образ. Всё остальное из издания изымалось до выхода статьи. Вика была ещё той оторвой. Но я ей больше симпатизировала. Умная, энергичная, безбашенная, могущая себе позволить любую выходку — где-то мне этого не хватало самой, и может, я немного завидовала этой беззаботности.
Хотя нельзя не отметить, что из-за того что её сильно баловали, её иногда заносило. Она не была беспринципной и злой, но у неё начисто отсутствовала критичность по отношению к собственным поступкам и персоне. Ей бы немного вставить мозги на место, подержав какое-то время в ежовых рукавицах, она бы стала отличной девчонкой и завоевала сердца всех. Но на это надежды не было. Если она сама не остановится, превратится в эксцентричную самодурку.
Кстати, в своё время у них был яркий роман со Стасом. Я тогда очень переживала, потому что в то время мы с ним как раз сближались, и у меня к нему пробивались первые ростки чувства. Но в наше робкое и постепенное сближение, вихрем, как ураган, ворвалась Вика, и отодвинула наш роман со Стасом во времени. Почти на год. Потом они расстались, и потрёпанный и израненный Стас, как кот, после мартовских гуляний, восстанавливался и зализывал раны со мной.
Но Вика, как сегодня выразилась Нина, но по отношению Стаса ко мне, держала его, как и всех бывших возлюбленных, на поводке. Время от времени она их дёргала, видно, предаваясь ностальгии, или просто самоутверждаясь, и те, по первому зову мчались в её объятия. Такая вот роковая Виктория. И тем не менее, не знаю почему, ненависти у меня к ней не было. Хотя мы с ней ни разу не сталкивались нос к носу, и какие чувства у неё были по отношению ко мне, я не знала. Впрочем, я не была и уверена, что она знает о моём существовании, хотя мы пересекались и не раз. Как и с тысячей других людей.
— Что ж, я не удивлена, — заметила я. — Вряд ли бы Вика пропустила такой экземпляр, и Боровскому удалось избежать её внимания.
— А я не верю, — заявила Нина. — Парень ещё осмотреться в городе не успел, а уже якобы сделал выбор. Он не из тех, ну, играй-гормон, которые. Что-то мне сдаётся, он нас всех, заинтригованных, ещё поматросит со своим выбором. Я так точно запаслась попкорном и уселась в первом ряду зрительского зала.
— Чой-то зрительского? — подивилась я. — А принять участие в боях за альфа-самца?
Я сымитировала руками боксёрские движения на ринге.
— Если шанс мне представится, будь уверена, я его не упущу, — подмигнула она. — Но что-то сдаётся мне, что я не в той весовой категории.
— Может и к лучшему? Зачем тебе мужик, которого всю жизнь надо охранять от соблазнов? Его и одного никуда не отпустишь — сразу стайка особей женского пола повиснет. Облепят как грушу осы. Вот оно тебе надо?
— Ты сейчас про кого, про Боровского или про Стаса? Потому как где на Алекса повиснут, там и слезут, а Стас попросит ещё и двойную порцию.