Шаг за черту

Но благодаря Солану мы подружились с Виджаем Шанкардассом. Один из лучших в стране адвокатов, который, между прочим, не раз блестяще выигрывал дела, связанные с цензурой, он взялся мне помочь. Разбирательство продолжалось семь лет, и мы в результате одержали победу. Две победы. По индийским меркам семь лет для судебного разбирательства — это невероятно мало. Бороться с властями трудно, даже когда закон на твоей стороне. Так что победу Виджая в Индии восприняли с восторгом, и он по праву заслужил все похвалы, высказанные в его адрес.

Для самого Виджая это дело стало еще одним шагом к той цели, которую он себе наметил, — восстановить мои связи с Индией. Он потратил на это массу времени, зондировал почву, уговаривал политиков — короче говоря, постоянно что-нибудь предпринимал. Без него теперешняя моя поездка была бы невозможна. У него, мягко говоря, исключительный дар убеждения, и я так ему благодарен, что вряд ли мне когда-нибудь удастся сделать для него что-нибудь равноценное.

Мне вернули мой дом в ноябре 1997 года. Там успели починить крышу, перекрасить стены и переделать одну ванную. Свет, как ни странно, есть, вода — тоже, телефон работает. В ожидании нашего приезда в местном магазине взяли напрокат мебель и прочее убранство для всех шести спален за фантастическую цену — сто долларов в неделю. При доме есть сторож, который живет там же вместе с семьей. Солан вырос до неузнаваемости, но вид из дома на горы остался прежний, чистый и ничем не испорченный.

Через несколько недель Зафару исполняется двадцать один год. Он едет в Солан со мной, круг замыкается. Кроме всего прочего, у меня с души спадает груз вины, которую много лет я чувствовал перед отцом, умершим в 1987-м. Видишь, Abba[162], я вернул этот дом. Теперь здесь могут собираться все четыре поколения нашей семьи, живые и мертвые. Когда-нибудь он будет принадлежать Зафару и его младшему брату Милану. Для семьи вроде нашей, разбросанной по свету, лишенной корней, этот акр земли — хорошее приобретение.

Чтобы добраться до Солана, сначала нужно три часа ехать в кондиционированной «сидячке», в «Шатабди-экспрессе», который ходит от Нью-Дели до Чандигара Ле Корбюзье, главного города Пенджаба и Харьяны[163]. Потом полтора часа по шоссе в горы. По крайней мере, так добираются все нормальные люди, но только не я. Полиция считает, что мне не стоит ехать поездом. «Слишком большой риск, сэр». Они снова нервничают: менеджер из отеля в Джайпуре проболтался журналистам «Рейтера» о том, что я останавливался у них. И хотя Виджай умудрился сгладить ситуацию, подсунув им более-менее правдоподобную историю, плащ невидимки стал слегка прозрачней. В Солане — как думает полиция, или говорит, что думает, — кошка выскочит из мешка. Ни у кого нет сомнений в том, что я туда поеду. На вилле «Анис» позавчера появилась целая команда телевизионщиков «Дурдаршана»[164], которые во все совали нос и донимали расспросами сторожа Говинда Рама, который доблестно отразил все их атаки. Вряд ли ему это удастся, когда я приеду.

Довольно неприятное развитие событий: полицейское начальство звонит Акшею Кумару каждые пять минут и в конце концов решает, будто бы утечку информации в джайпурском отеле организовали мы с Виджаем. Похоже, подозрения расцветут скоро буйным цветом.

Зафар чувствует себя лучше, но не представляю себе, как бы он перенес семичасовую поездку в машине. Потому я отправил его поездом — счастливчик. Мы встретим его на вокзале в Чандигаре, где лично я появлюсь совершенно незаметно, сопровождаемый «автокадой» из четырех черных машин.

От перрона в Дели уходит еще один поезд. Поезд, о котором во времена моего прошлого приезда нельзя было даже мечтать. «Самджхата-экспресс», прямой скорый, безостановочный поезд из Дели в Лахор. Не успеваю я обрадоваться, усмотрев в этом символ улучшения отношений, как мне говорят, что его существование под вопросом. Пакистан недавно обвинил Индию в неуплате своей части денег на содержание подвижного состава. А Индия в ответ предъявила более серьезный упрек: Пакистан использует поезд для контрабанды наркотиков и фальшивых денег.

Наркотики — серьезное обвинение, фальшивые деньги — тоже. В Непале столько фальшивых купюр, что никто не берет банкноты в 500 рупий. Не так давно какой-то пакистанский дипломат, у которого там учился сын, заплатил за школу, и половина внесенных им купюр оказалась фальшивой. Мальчика исключили из школы, и, хотя потом быстро восстановили, в сознании людей фальшивые купюры и Пакистан оказались тесно связаны между собой.

(В пятницу 14-го Индия и Пакистан заключили договор о продлении железнодорожного сообщения. Но теперь уже и речи нет о том, что поезд символизирует дух сотрудничества. Он, скорей, превратился в еще одну проблему, еще один повод для соперничества соседей.)