Шаг за черту

Этот опыт убедил меня, что хваленая британская «неписаная конституция» не стоит бумаги, на которой не была написана. Как дитя постколониальной эпохи я знал, что британцы оставили каждой своей колонии писаные конституции, почему же Великобритания считает ниже своего достоинства заиметь такую же для себя? Американцы и европейцы давно находят, что британская приверженность к неясным, неопределенным свободам не просто ненормальна, но даже экстравагантна. Если эти ценности достойны того, чтобы ими обладать, почему же, черт побери, они не достойны того, чтобы быть записанными? Однако движения за конституционную реформу, такие как «Хартия-88», в числе учредителей которой я выступал, изначально вызывают издевки в прессе и сталкиваются с политической апатией. То, что мы празднуем обретение законной силы имеющим официальный статус Актом о правах человека каких-то двенадцать лет спустя, знаменует великий сдвиг в британском политическом самосознании, и этот сдвиг — немалая заслуга групп давления, таких как «Хартия-88», «Свобода», «Контроль за цензурой» и «Статья 19». Членство в Европейском союзе также сыграло свою роль. Европейские идеи свободы были осмеяны тори, однако сейчас целительное влияние этих идей уже ощущается.

Если нужны дополнительные доказательства «малоанглийского»[245] неприятия британской консервативной партией такого выбора, реакция партии на Билль о правах во множестве их предоставляет. Настоящее партии, в образе министра внутренних дел теневого кабинета Энн Уиддкомб, ее динозавровое прошлое, представленное лордом Тиббитом, и их друзья в прессе объединились, чтобы атаковать новое законодательство. Суды будут завалены «пустяковыми» делами, протестуют они. Нелегальные иммигранты и преступники станут радостно потирать руки. И еще — о боже! — в школах расцветет мужеложство; и полигамия, узаконенная некоторыми религиями, такими как ислам, больше не будет преступлением! Эта поразительная реакция выдает, насколько глубоко мысль о нарушенных свободах расстраивает британское право. Акт о правах человека, действующий в Шотландии почти год, никак не разрушил гражданское общество, и шотландцы, должно быть, недоумевают по поводу озабоченности консерваторов. (Напомним противникам полигамии: даже в исламе существуют законодательные лазейки. Мусульманские страны, такие как Пакистан, где полигамия не допускается, используют их, чтобы поставить подобную практику вне закона. Где есть желание, там найдется и способ.)

Защитники Акта о правах человека подчеркивали важность создания «культуры свободы». Разумеется, это не означает, будто британцы не ценят свободу. Однако — как заставляет предположить рев тори — некоторые ценят ее недостаточно. Подлинная культура свободы самовыражения, если привести один пример, не потерпела бы затянувшегося присутствия в британском своде законов абсурдного, анахроничного закона о богохульстве. Этот закон фигурировал в Европейском суде по правам человека в «деле о „Видениях экстаза“» (1996)[246]. В письменных свидетельствах, представленных мною в Страсбурге, я доказывал, что «современная европейская концепция свободы самовыражения создавалась в восемнадцатом столетии деятелями эпохи Просвещения в борьбе не с Государством, но с Церковью. С тех пор Европа сопротивлялась идее инквизиции и сходилась на том, что религиозные ортодоксы не имеют права устанавливать рамки для того, что мы думаем и говорим». В итоге судьи в Страсбурге не отменили закона о богохульстве, предпочитая оставить решение за государствами — членами ЕС. Теперь Великобритания готовится принимать решение. Будем надеяться, что отказ от преследований за богохульство — одно из первых достижений нового Акта. Подобные Энн Уиддкомб и лорду Тиббиту будут страшно расстроены, если так и произойдет, что лишь усиливает притягательность идеи.

Перев. Е. Королева.

Размышления о коллегии выборщиков

Ноябрь 2000 года.