Шаг за черту

«Кровавая комната» — ее шедевр, книга, в которой напряженный, горячечный стиль идеально соответствует требованиям повествований. (Лучшее представление о приземленной Картер, доступной читателю, дадут «Умные дети», но, невзирая на всю залихватскую комедийность ее последнего романа, призванного «освежить в памяти Шекспира», наиболее долговечным из ее произведений останется, вероятнее всего, «Кровавая комната».)

Начало заглавной новеллы, давшей название сборнику и по объему близкой к повести, напоминает классическое представление парижского театра ужасов «Гран-Гиньоль»: невинная невеста, многократно женатый муж-миллионер, уединенный замок на зыбком берегу, потайная комната с неведомыми ужасами. Беспомощная девушка и безупречно воспитанный, декадентствующий кровопийца — первая вариация Картер на тему «Красавица и Чудовище». Не обошлось и без феминистского трюка: вместо немощного отца, ради спасения которого Красавица в волшебной сказке соглашается отправиться к Чудовищу, здесь перед нами предстает непреклонная мать, спешащая к дочери на выручку. Мифологический сюжет о Красавице и Чудовище талант Картер превращает в данном сборнике в метафору, за которой стоит несметное разнообразие приманок и опасностей, связанных с сексом. Победу одерживает то Красавица, то Чудовище. В рассказе «Женитьба мистера Лайона» именно Красавица сохраняет жизнь Чудовищу, тогда как в другом — «Невеста Тигра» — она эротически преображается в изысканное животное: «…и каждый взмах его языка слой за слоем сдирал с меня кожу — все наслоения, которые накопились за мою жизнь в том мире, — оставляя лишь нарождающуюся патину золотистых шерстинок. Мои серьги снова обратились в капли воды… и я стряхнула их со своей великолепной шкуры»[30]. Словно бы лишается девственности все тело Красавицы целиком и, претерпевая метаморфозу, становится новым инструментом страсти, тем самым открывая ей доступ в новый («животный» в том же смысле, что духовный, а равно и тигриный) мир. В рассказе «Лесной царь» примирения между Красавицей и Чудовищем, однако, не происходит. Ни избавления, ни подчинения — здесь нет ничего, кроме мести.

Сборник включает в себя и многие другие старинные сюжеты мифологического плана: объединяет их лежащая в основе всех без исключения рассказов тема любви и крови, неизменно существующих бок о бок. В рассказе «Хозяйка дома любви» любовная страсть и кровожадность слиты воедино в образе вампирши: Красавица становится устрашающим Чудовищем. Новелла «Дитя снега» переносит нас в сказочную область белого снега, черных птиц и алой крови, где желания графа являют на свет девушку с белой кожей, алыми губами и черными волосами: однако наделенная современным воображением Анджела Картер прекрасно осведомлена, что на всякого графа найдется своя графиня, которая не потерпит соперницы — даже если ту создала фантазия. Битва полов происходит и между женщинами.

Выход на сцену Красной Шапочки довершает блестящий, заново переосмысленный Анджелой Картер синтез Kinderund Hausmaerchen[31]. Здесь нам предлагают радикально новую, ошеломляющую догадку, что на самом-то деле Волк не кто иной, как Бабушка (рассказ «Оборотень»); или же подсказывают не менее шокирующее предположение, что девушка (Красная Шапочка / Красавица) вполне может быть такой же аморальной дикаркой, как и Волк / Чудовище, и что она способна одолеть Волка силой своей хищной сексуальности, звериной эротичности. Это составляет суть рассказа «Братство волков»; одноименный фильм, поставленный Нилом Джорданом по мотивам нескольких рассказов Картер, сюжет которых так или иначе связан с волками, заставляет сожалеть о том, что Анджела не написала на эту тему полноформатного романа.

В рассказе «Волчица Алиса» происходят завершающие метаморфозы. Вместо Красавицы — два Чудовища: каннибал герцог и девушка, взращенная волками, которая считает себя волчицей, а по достижении зрелости познает самое себя через тайну собственной кровавой комнаты, через менструацию. Через кровь и образы, которые она видит в зеркалах, лишающих дом уюта.

Постепенно величие гор навевает скуку… Он обратился к горе лицом и долго не отводил от нее взгляда. Он прожил в горах четырнадцать лет, но еще никогда не смотрел на них глазами постороннего человека…

…Прощаясь с ними, он уже видел, как они превращаются всего лишь в живописный пейзаж, в красивую декорацию для старинной деревенской сказки не то о ребенке, вскормленном волками, не то о волчатах, выпестованных женщиной.