Шаг за порог (СИ)

Первой мыслью Олега было уйти, чтобы не мешать, но тут он заметил сидевшую на полу комнаты «Дилю». Инна поет песню Чужой?!

– Можно? – выговорил Светлов, переступая порог вместе с раскатом коды.

– Конечно, – Инна, как и «Диля», располагалась на полу. Войдя, Олег увидел перед обеими треугольные плошки с чем-то прозрачным, и тут же почувствовал в комнате слабый запах алкоголя.

– Что празднуем? – поинтересовался юноша.

– Ничего, просто сидим, – проговорила с пола Иноземцева. – Будешь? – кивнула она на высокую непрозрачную бутыль на столике – в медотсеке в таких хранился спирт.

– Мне скоро на дежурство, – мотнул головой Олег. – Я, собственно, за этим и пришел. Никто не поменяется со мной сменой? Галя уснула и…

– Я охотно заступлю на пост, Всемогущий, – заявила Чужая, даже не дав ему договорить. – А утром отстою и за себя – мне это не трудно!

– Нет, – мотнул головой Светлов. – Утром я уж сам. Но если подменишь меня сегодня – буду благодарен.

– Как будет угодно Всемогущему.

– Так выпьешь с нами? – нетерпеливо дернувшись, повторила свой вопрос Инна.

– Ну, давайте, – шагнув к столику, Олег взял в руки бутылку. Пустая плошка нашлась там же. – Чем разбавляете?

– Водой, – сообщила девушка, показав глазами на дверь санузла.

Плеснув в «бокал» спирта – где-то на палец – Светлов долил из-под крана воды почти до краев.

– За что выпьем? – спросил он, возвращаясь в комнату.

– За будущее, – предложила Иноземцева, откладывая в сторону гитару и протягивая руку к своей плошке. И внезапно добавила: – За мое. Не чокаясь.

– А что это вдруг? – нахмурился юноша.

– Да вот только что рассказывала Диле… Я тут подумала: стану добровольцем!

– В смысле, добровольцем? – не понял Олег.

– В смысле, как предлагал трутень. В этой его новой касте. Не ради бесконечно долгой жизни, нет! – заговорила она горячо и быстро. – Пропади она пропадом! И не ради еще одного спасения Земли – для нее мы уже сделали все, что могли… Хотя, думаю, и там все должны получить право выбора: остаться людьми или перестать ими быть. Мы тут уже практически перестали. Не все, но многие. Так не все ли равно, есть у нас сзади хвост или нет?

– Ты это сейчас серьезно? – похолодев, нахмурился Светлов. Так и не пригубив, он поставил «бокал» на столик.

Инна осушила свою плошку почти залпом:

– Абсолютно!

– Но… Почему?!

– Сегодня двадцать первое сентября, – будто не слыша его, подрагивающим голосом проговорила Иноземцева. Смотрела при этом она куда-то в сторону, в пустоту между Олегом и Чужой. – То есть, не знаю, что там сейчас на Земле, а здесь, если тупо посчитать прошедшие дни – двадцать первое. Знаете, что это за день? День рождения Веры Варенниковой! До своего двадцатилетия она не дожила всего девять дней. И как хотите – но это неправильно! – исступленно мотнула головой девушка. – Так не должно быть! Мы с ней с третьего класса дружили. Она была… Она была такая талантливая! Ее стихи, песни… – Инна умолкла на полуслове, по ее щеке сбежала одинокая прозрачная капля. – Налейте еще, если не в лом! – подняла она свой пустой «бокал».

Олег качнулся вперед, но «Диля» его опередила, взяв из рук Иноземцевой плошку, поднявшись и шагнув к столику за бутылью.

– «Прости меня, мой друг, я ухожу…» она написала, когда нам с ней было по шестнадцать, – не дожидаясь, пока Чужая управится с «бокалом», продолжила Инна. – На самом деле, песня мне тогда совсем не понравилась! Нет, мелодия получилась отличная, а вот слова… Эти рифмы: «слезы – розы – грезы – грозы»… Тогда они казались мне такими банальными, почти пошлыми… Теперь я понимаю: это самые правильные рифмы в шестнадцать лет! Только такие в том возрасте и могут звучать искренне. Честно звучать… Мне не нравилось стихотворение, но я его хвалила. Ненавижу врать – и врала лучшей подруге, чтобы ее не разочаровывать… Вот что ужасно! А стихи на самом деле замечательные, я им даже невольно подражала потом…

Чужая вернулась с напитком, но вместо плошки Иноземцева потянулась к гитаре:

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Да, я любила, страстно, до смешного!

Но каждый пишет о любви так много…

Что ж, я о ней ни слова не скажу!

Прости меня, мой друг, я ухожу.

Что слезы? Это ветер мне в лицо!

Холодный ветер навевает грезы.

О чем? О сладком обаянье розы?

Но вянет и она в конце концов,

И реквием над ней слагают грозы…

С очередным аккордом одна из струн со звоном лопнула, чиркнув Инне по лицу, и песня резко оборвалась.

– А сеятели пусть утрутся! – бросила Иноземцева куда-то в потолок. – Смерть Веры ничего им не даст!

– Думаешь, Вера одобрила бы такое? – успев немного собраться с мыслями, привел Олег показавшийся ему самому убедительным довод.

– Не знаю, – пожала плечами Инна. – И уже не узнаю. Но отомщу за нее – хотя бы так!