Просьбу на халяву доставить их до Приюта, я выполнить не мог. Снегоход я покупал временно и не полностью, а только одно место. А они могут самостоятельно договориться с водителем об аренде оставшегося свободного пространства.
Для владельцев снегоходов, ратраков и приютов восходители, горнолыжники, сноубордисты и просто туристы являются источником пропитания. И не просто источником, а единственным. На вырученные от пришельцев деньги они живут сами, кормят свои семьи и поддерживают своё имущество в надлежащем порядке (работоспособном состоянии). Поэтому благотворительность и альтруизм, которые у них есть, также, как и у каждого из нас, ограничиваются тем, что они есть на Эльбрусе. А вы бы согласились работать днём и ночью, без гарантий стабильного дохода, при постоянной нехватке кислорода и в вечной зиме? А где-то совсем рядом лето, осень, весна… Здесь ледник, поэтому всегда зима. Горячая вода только в чайнике. И туалет с холодным обдувом снизу. Поэтому, спасибо, что они есть. И ещё – восхождение на Эльбрус поэтому и называется восхождением, потому что идти нужно. А если бы можно было заехать, то, вероятно это действие назвали бы возъезжанием.
В конце концов появился снегоход. Водитель сжалился над полурастаявшими (я имею ввиду макияж) «снегурочками», взяв с них по полторы тысячи с каждой, и доставил нас до наших мест жительства. «Снегурочек» до скал, которые прямо напротив Приюта одиннадцати. Они там жили в палатках. Меня, до бочек.
Какая же мягкая и уютная кровать в бочке. Мягкость и уют определяется не самой кроватью, а степенью усталости. Упал, уснул, проснулся в 10. А ещё очень хочется пить. Как хорошо, что у меня запас воды. На Эльбрусе это важно. Вышел из бочки, посмотрел на закрытые плотным облаком вершины. Пообщался с Зейтуном и Мариям. То, что я прекратил восхождение и вернулся было оценено как абсолютно правильное решение. Там (на вершине) сейчас очень тяжело.
Пока курил и разглядывал вершины, немного поговорил с двумя путешественниками, которые жили в палатке, сразу за бочками. Они бочками прикрывались от ветра. Есть такие люди, которым недостаточно обычных тягот и лишений, они ещё и свои с собой таскают. У этих к тяготам и лишениям жизни в палатке добавилось отсутствие питьевой воды. В столовую они обращаться не стали, потому что хоть и жили на территории бочек, но услугами хозяев категорически не пользовались – экономили. Оказывать благотворительность за свой счёт и себе в убыток владельцы приюта не собирались. Из очень неширокого спектра, условно бесплатных услуг высокогорной цивилизации, для таких туристов предоставлялся только туалет. Но абсолютно бесплатно.
Почему условно бесплатных? Потому что легальные, платные гости, оплачивая койко место, получают вместе с ним тепло (масляный обогреватель), электричество, возможность пользоваться оборудованием в столовой и использовать её (столовую) для приёма пищи, а также туалет. Всё это прописано в рекламных буклетах и прайсах. Те, кто не заплатил ничего, могут бесплатно пользоваться только туалетом. Но я подозреваю, что у хозяев просто не хватило средств сделать эту услугу платной. Или может быть это переоборудование (под платность) дороже предполагаемой выручки, т. е. коммерчески невыгодно и гигиенически опасно – засерут всю округу.
Эти двое остались без воды. Точнее не совсем без воды, а без питьевой. Поделился знанием, когда и где можно добыть воду и отдал свои оставшиеся пять литров. Поболтали ни о чём. Пожелал им удачи. Вернулся в бочку, собрался, распрощался со всеми и пошёл.
Пока спускался до станции мысли витали где-то далеко от реальности, взгляд скользил по каменистым пейзажам. Я восхищался тем, что только что был в зиме и вот уже иду по осени, а в конце маршрута – почти лето. Идти нужно осторожно- склон крутой, тропа-дорога вся в мелких камешках, на которых скользят ботинки. Вот так вот случайно поскользнуться и до станции только уши доедут.
Ближе к станции обратил внимание на неподвижно висящие кабинки подъёмников. Даже не неподвижно, а как-то безжизненно. В голову закралась мысль о том, что, вероятно, трудности и лишения совсем не закончились. Они стали другими, но остались трудностями.
Когда в конце концов (около двенадцати) спустился к станции «Мир», усталый и вспотевший, мне сообщили, что электричества нет совсем. Может быть будет к 12. К 12 оно не появилось, но появилась информация, что к двум, ну, в крайнем случае к трём и никак не позже пяти или завтра.
Завтра меня не устраивало совсем поэтому я продолжил спуск. Спускался зигзагами. По крутой, размытой и раздолбанной каменистой дороге по-другому спускаться было опасно. На подходе к «Кругозору» налетел дождь, поэтому на станции я был уже промокший совсем. Изнутри промок потом, снаружи – дождём.