Шаг за шагом

— Если вы мне позволите с сегодняшнего дня считаться учителем ваших детей, — сказал Светлов, — то я попросил бы вас об одном…

— Ах, пожалуйста… Позвольте узнать ваше имя?

Светлов сказал.

— Пожалуйста, Александр Васильич, — повторила она, — не стесняйтесь.

— Я именно хотел просить вас — в тех случаях, если б между нами вышло какое недоразумение по урокам, обращаться ко мне всякий раз прямо за объяснением. Мы так скорее поймем друг друга, а главное — никогда не поссоримся.

— Мне кажется, с вами трудно поссориться, — сказала Лизавета Михайловна простодушно.

— Ну, не говорите этого… не ручаюсь, — рассмеялся Светлов.

— В таком случае, я постараюсь сделать с своей стороны все, чтоб этого не случилось, — улыбнулась Прозорова.

— Постараемся оба. Кстати, я должен теперь же предупредить вас и еще об одной моей привычке, которая, сколько я испытал до сих пор, никогда не приходилась по вкусу родителям, — сказал Александр Васильич, переходя в серьезный тон.

— Скажите; это очень интересно, — заметила Лизавета Михайловна.

— Видите ли в чем дело: в начале уроков, с месяц времени по крайней мере, я занимаюсь с детьми без книг.

— Как без книг? Совсем без книг? — удивилась она.

— Да, так-таки совсем без книг.

— Но как же они будут учиться? Ведь им нужно уроки готовить.

— Это ничего не значит. Сегодня утром, например, они выслушают меня, вечером припомнят все, обдумают, а завтра у них уже окажется известная доза знания — правда, небольшая, — но зато это будет нечто самостоятельное. В этом случае я исхожу из той мысли, что дети прежде всего должны быть как можно больше заинтересованы знанием; надобно, чтоб в них развилась сознательная жажда к нему, чтоб жажда эта вытекала непосредственно из них самих, при участии их собственной воли, а не прививалась к ним искусственными мерами. Тогда они постепенно втянутся в книгу. Надо, чтоб они смотрели на книгу, как на товарища, у которого больше сведений, чем у них, а не как на несколько листов печатной бумаги, где каждый столбец, по необходимости, стал бы представляться им маленьким тираном, требующим к известному сроку знания «отсюда и досюда», — сказал Светлов, указав пальцем на столе две противоположные точки.

— До сих пор мои дети занимались с книгами, и я боюсь, что это сильно помешает вашему приему.

— О, нет! Я полагаю, что особенной нежности к пройденным книгам у них не сохранилось. Сперва им это, может быть, и покажется несколько странным, а потом они привыкнут. Два-три таких опыта у меня были в высшей степени удачны.

— Вы, вероятно, давно уже даете уроки? — спросила Прозорова.

— Как вам сказать? Это не моя специальность; но я очень люблю детей и несколько времени серьезно занимался вопросом воспитания.

— Ах, вот еще что скажите мне, пожалуйста: как вы намерены распределить уроки?

— Как вам угодно, только бы не по часам. По-моему, нет ничего хуже, когда и учитель и ученики то и дело посматривают на часы. Один день мы можем заняться дольше, в другой — меньше, — это будет зависеть от степени внимания детей, свежести их головы, да и мало ли еще от чего. В этом вы уже предоставьте нам тоже полную свободу, — улыбнулся Александр Васильич.

— Да, пожалуйста, располагайте, как вам лучше. Вы, вероятно, утром ведь будете заниматься с ними?

— Разумеется, все утро.

— Каждый день?

— Да, непременно каждый день, за исключением дней отдыха, само собой разумеется.

— Конечно! А когда вы можете начать занятия? — спросила Прозорова.

— Да я желал бы приступить к ним сегодня же… если позволите?

— Так скоро? — улыбнулась она.

— Но вы, пожалуйста, не стесняйтесь: это совершенно от вас будет зависеть. Приказывайте, — сказал Светлов, закуривая папироску.

— Я-то очень рада, только бы вас это не стеснило.

— Ох, нисколько; у меня не в привычке стесняться, — заметил Светлов. — Да, я думаю, не мешало бы уж и начать? — сказал он, мельком взглянув на часы.

— Я вас сейчас познакомлю с детьми. Вы извините, если они будут немного дичиться вас сначала, пока не привыкнут; они ведь у меня страшные провинциалы, — вставая, проговорила Лизавета Михайловна с грациозной, добродушной улыбкой.

— Мы живо познакомимся, — ответил ей Светлов, тоже улыбнувшись.

Она хотела идти.

— На одну минуту… — сказал Александр Васильич, вежливо ее удерживая. — Вы только представьте нас друг другу, а уж познакомимся-то мы сами; я даже попросил бы вас оставить нас одних на некоторое время, если вы будете так любезны…

— Вот как! уж и выгоняете меня? — шутливо заметила Лизавета Михайловна Светлову и пошла к детям. Дорогой она сама не могла надивиться своей сегодняшней развязности.

«Какая славная, умная женщина!» — с удовольствием подумал Александр Васильич, провожая глазами ее воздушное лиловое платье. Минуты через две Прозорова вернулась с детьми и представила Светлову каждого члена семьи порознь.

— Ка-а-кой у вас цветник! — сказал он, вставая и дружески здороваясь с ними.

— Не говорите, — заметила она, — только этот цветник пошуметь иногда любит…

— Да? В таком случае ваш домашний шум теперь еще больше увеличится, так как я сам не из смирных, — рассмеялся Светлов.