Читаем Шага полностью

А, таким же светским тоном, как и Б, неожиданно, одним махом: О-о-о… Как и почему — это вовсе не означает, что все поднимается через ее левую ногу из глубин Истории. Это означает совсем другое. То, что это поднимается через ее левую ногу из глубин Истории, означает лишь одно, то, что это поднимается через ее левую ногу из глубин истории, и ничего больше.

Б сетует, светский тон: Ойо ойо ойо (вы преувеличиваете, дорогая).

А, раздраженная, почему-то делает поворот на 360 градусов: И все же жаль, что вы больше не в состоянии произнести ни единой фразы по-французски!

… В конце концов, это так!

Б, так же: Кончено! Кончено!

А и М смотрят на Б, которая удаляется походкой манекенщицы.

М: Что?

Б повторяет, всем тем же светским тоном: Кончено, кончено.

А, так же: Кончено, кончено — вот единственное, что осталось в ее лексиконе от ФРАНЦУЗСКОГО. Вы что-нибудь понимаете. Мсье?

Короткое молчание. Размышления.

М: Кончено, кончено. Куда она хочет с этим прийти?

Б, так же: Юми нима химба!

М: Что она говорит?

А, одним махом: В своем скотском существовании я никогда ничего не выбирала, но если бы представился такой случай, из различных возможностей я бы обратила внимание именно на шагу, которая имеет то преимущество, что НЕ ВЕДЕТ НИ К ЧЕМУ и сеет НЕРАЗБЕРИХУ.

Б соглашается: Юпи ашага!

А, обращаясь к М: Она может рассказывать всякие истории, преувеличивать…

М, не удивленный: Так я и думал!

А: Я тоже!

Б: Хатина сенанг.

А, обращаясь к М: У нее все прекрасно.

М, вежливо: Тем лучше, тем лучше.

Оставлен светский тон. Переход к разговорным интонациям, смешкам. Все это было игрой.

А, обращаясь к М: Что вы думаете?

М: О чем?

А показыает на Б: О моей приятельнице.

М неожиданно смеется, с парижским акцентом: Она мне нравится, да, она мне нравится.

Б тоже смеется: Ах ах ах ах.

Все трое смеются. Возвращение к светскому тону.

А, обращаясь к М: Стоит только подумать о ее прежнем словарном запасе, о-ля-ля.

М: Да?

А: Он был очень ограниченным. Очень. (Обращаясь к Б, не переставая смеяться) Не так ли?

Б, весело: Окоа (О да).

А, обращаясь к Б: С этой точки зрения, никаких сожалений, не так ли?

Б, весело: Окоа, окоа (Да, да).

А, обращаясь к Б: Мои поздравления, дорогая подруга…

Б, весело: Срау, срау (??)

М: Словарный запас этой птицы поначалу тоже был очень ограничен…

А, пронзительно и бестолково, как и каждый раз, когда речь заходит о птице: Не понимаю, почему вы все время говорите об этой птице, мсье. Не понимаю, почему он все время говорит об этой птице.

М: Об этой несуществующей птице.

А, светским тоном: В конце концов, так или иначе я всегда мало что понимала. (Обращаясь к Б) Вы это заметили?

Б восхищенно модулирует: Окоа, окоа.

А, успокоившись, светским тоном, но довольная: Да? Что ж, видите ли, мне это ДОСТАВЛЯЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ… надо вам сообщить, что в салонах мы, она и я… (она смеется) мы были особенно ЖАЛКИ…

Они смеются.

М: Алло, алло, это я. Вот и все.

А, пронзительно-бестолково: Почему вы все время говорите о птице, мсье?

Б, так же, обращаясь к А: Манук, манук, натаган, ману, манук!

А, так же: Мы с ней не понимаем, почему вы все время говорите об этой птице, мсье!

Короткое молчание

М, оторопевший: Я тоже. Это лезет из меня, и я не знаю, почему.

А направляется к М. Значительно.

А, размышляет: Может быть, наших способностей хватает только на то, чтобы пытаться понять, а не на то, чтобы понимать, почему и почему?

М: Может быть, и так.

А: Только на вопрос, а не на ответ? (Пауза) Что вы об этом думаете?

М, после паузы: Я думаю, что это не хуже.

А, после паузы:…что…?

М: И даже наоборот. Вы не находите?

А погружается в глубокие размышления, чтобы попытаться понять то, что сказал М. М тоже.

Б, смешная и раздраженная: Бер жага паги бер жага паги.

Они ее не слышат.

Б повторяет так же: Бер жага паги бер жага паги.

М: Что она сказала?

А, продолжая размышлять: «Сегодня утром, проснувшись», «Сегодня утром, проснувшись».

М, раздраженно: Какая ерунда!.. Почему она это говорит? Что происходит?

А, естественным тоном: Значит, она не понимает. (Пауза) Потому что, если бы она говорила: «Я не понимаю», ее бы не поняли. Понимаете?

М: Нет.

Никого это не беспокоит. Переходят к другой теме. Б тянет А за собой. Внезапный диалог между А и Б, который не переводится. Б показывает на что-то в зале.

Б, обращаясь к A, как ни в чем не бывало: Юми кабайе срау, срау (?)

А, смеется: Правда?

Б, смеется, показывая все туда же: Окоа юми (?)

Б хохочет. М оказывается устранен из их разговора. Ему бы очень хотелось понять.

А смеется: Нет, нет, я в это не верю, это невозможно… нет…

Б, тоже смеется: Окоа окоа (уверяю вас, это тк).

М: Что происходит?

А, опять смеется: Это непереводимо.

М смеется так, словно смех вызывает само слово «непереводимо», это выглядит очень глупо.

М: Непереводимо!.. Непереводимо!.. (Он смеется, затем пытается их «догнать») Еще одно предположение: если бы вы могли выбирать, какое выражение оставили бы вы из французского языка?

А и Б смеются, словно им известен ответ. М внезапно тоже начинает смеяться, словно он угадал его. Затем А пересекает сцену своей некрасивой, тяжелой походкой, и направляется к Б:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии