Отличился в этом бою и командир роты гвардии лейтенант Д. П. Кашин, тоже комсомолец. С пулеметным расчетом он выбрал удачную позицию и, когда немцы начали отходить после очередной контратаки, сам лег за станковый пулемет и открыл по ним огонь. Молодой офицер был ранен, но не покинул поля боя. Толчин и Кашин были награждены медалью «За отвагу».
Радостным для меня оказался день 19 сентября. В этот день в газетах был опубликован очередной приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении восьми городов Украины от немецких захватчиков. В их числе и моя родина город Ромны. Более двух лет ничего не знал я о судьбе матери Ксении Григорьевны, сестер Софьи и Веры, оставшихся в селе Локня неподалеку от Ромен. Мне было известно, что братья мои Николай, Александр и Сергей находятся на фронте. Но живы ли? Последнее письмо от матери я получил еще в начале сентября 1941 года, когда лежал в госпитале после ранения в первых боях. Разумеется, чтобы не волновать мать, я не сообщил ей о своем ранении, но сердце у всех матерей, как известно, вещун.«…Уж не в госпитале ли ты, сынок? — спрашивала она меня. — Что-то больно подробно стал писать. Не скрывай от меня ничего. Я всех вас, Моих дорогах деточек, учила всегда говорить правду. Помни, что даже маленькая неправда приносит большие волнения…» Пришлось признаться маме, что я действительно в госпитале, но дела мои идут на поправку.
И вот Ромны освобождены. Я тут же написал матери письмо. Кстати, письмо это сохранилось. После войны мне передал его мой племянник Женя, сын сестры. Бумага пожелтела и пожухла, некоторые буквы расплылись. Видно, не одну слезу пролила мать, читая его. Может быть, и нескромно самого себя цитировать, но пусть простит меня читатель, если я приведу несколько строк из этого фронтового послания:
«Добрый день, дорогая мамочка!
Передаю Вам, что я пока жив и здоров, чего и Вам желаю.
Я не знаю, освобождено ли наше село. Но я знаю, что Ромны, Глинск, Талалаевка освобождены, и я этого ждал с нетерпением. Не знаю, удастся ли мне восстановить с Вами связь?
Дорогая мамочка! О себе я Вам много писать не буду. Живу я хорошо. 2 года на фронтах, освобождаю свою страну от гитлеровских бандитов. Жаль, что не пришлось попасть на свою родину.
Я трижды награжден. Напишите, где Николай, Шура, Сережа, Соня, Вера. Я ни с кем связи не имел и не имею.
До свидания. Целую крепко. Ваш сын Юрии.
Мой адрес: Полевая почта № 44721 «А». 19.IХ.1943 г.»
Видно, у меня не было уверенности, что письмо попадет в руки матери, поэтому я сделал такую приписку:
«Товарищи! Кто прочтет это письмо (если нет моей матери), прошу, чтобы написали мне о ее судьбе, о судьбе братьев Николая, Александра, Сергея и о сестрах Софье и Вере.
Обращаюсь к жителям с. Локня. Я сын Ксении Григорьевны Науменко, проживающей на хуторе Бугайчиха».
В те дни состоялся у меня разговор с командиром роты связи гвардии капитаном Сергеем Григорьевичем Зинченко. Речь шла об организации связи между подразделениями во время наступательных. боев. Зинченко доложил мне свои соображения на этот счет, план распределения сил и средств связи. Несмотря на свою молодость (ему шел двадцать первый год), он уже повоевал только в нашем полку больше года, прошел через Сталинград, Курскую дугу и накопил хороший опыт организации связи во всех видах боя. Закончили мы служебные разговоры, попросил капитан разрешения выйти с КП полка, а сам, смотрю, сильно чем-то огорчен.
— Что с тобой, Сергей? — спрашиваю. — Радоваться должен: до родной Полтавщины дошел. — Я знал, что он родился в селе Очертовое Семеновского района. — Сколько осталось до твоего села?
— Э, Юрий Андреевич, — говорит Зинченко. — До Семеновки по прямой на запад меньше ста километров. Может, повезет, и увижу я свои родные места. Но что меня там ждет? Потому и расстраиваюсь.
— Я тоже пока не знаю, что с моими родными стало. Написал вот письмо матери…
Но но пришлось Сергею Григорьевичу побывать в своем родном селе, так как полк наш после Полтавы повернул резко на юго-запад, к Кременчугу.
К исходу 21 сентября, пройдя с боями свыше 100 километров, дивизия достигла восточного берега реки Ворсклы и получила приказ готовиться к ее форсированию. Наш полк вышел к переправе юго-западнее Ворона. Войскам 5-й гвардейской армии предстояло освобождать Полтаву, на подступах к которой фашисты сосредоточили крупные силы, в том числе танковую дивизию СС «Мертвая голова».
О важности и большом значении этой операции можно было судить уже по тому, что на командный пункт армии приезжал командующий Степным фронтом генерал армии И. С. Конев.
В своей книге «Четыре года войны» бывший командарм 5-й гвардейской генерал армии А. С. Жадов вспоминает, как генерал армии И. С. Конев сказал ему:
— Местность в полосе предстоящего наступления действительно никудышная. А ведь ваш участок форсирования реки совпадает с местом переправы армии Петра Первого перед битвой со шведами под Полтавой. Ну, если тогда русские прошли, то и мы пройдем![7]