Шагаюшие в вечность

Мужчина тяжело вздохнул, содрал с головы провода и открыл глаза. А в глазах была грусть великая…

— Извините, — сказал Петров, вдруг почувствовав себя очень неловко посреди чужой квартиры, ночью, в пижаме.

— Вы кто? — устало спросил мужчина.

— Сосед. Из квартиры номер шесть.

— А-а-а… Ну что ж. Органов. Писатель.

Возникла напряженная пауза.

— Вы видели… это? — спросил Органов.

Петров присел на краешек дивана и вкратце описал ночные события. Органов молчал, и бухгалтер позволил себе задать вопрос:

— А кто это был? В очках. И небритый. Галлюцинации?

— Образы, — мрачно ответил Органов. — Действующие лице моей будущей детективной повести. В очках — положительный, небритый — отрицательный.

Петров попытался постичь услышанное, но не смог и заерзал на диване.

Органов встал, неслышно прошелся по мягкому ковру и сказал:

— Уж коли вы оказались свидетелем моего творческого процесса, не имеет смысла что-либо скрывать. И так дом слухами полнится. Только прошу, чтобы все это осталось между нами.

Бухгалтер согласно кивнул. Органов, набираясь решимости, еще раз обошел комнату, ударил кулаком по столу и выпалил на одном дыхании:

— Мне удалось в корне изменить сам процесс написания книги! Ведь что получается: сидит человек, творит, курит сигарету за сигаретой, выпивает жуткое количество кофе, а образы — расплываются, ускользают… Сколько времени уходит в пустых попытках поймать их за хвост? И что обидно: умом представляешь себе героя, а начнешь писать — получается фантастическая уродина! Миг же озарения краток.

— Но ведь в этом-то и состоит, наверное, радость творчества, — робко заметил Петров.

— Это все демагогия! — отрубил Органов. — Дело надо делать, а не слюни пускать! В век научно-технического прогресса все должно быть поставлено на промышленную основу.

Бухгалтер представил прокатный стан, выплевывающий вместо труб произведения искусства, и ужаснулся.

— И вот, — с воодушевлением продолжал Органов, — я изобрел, а потом и собрал установку моделирования образа и действий персонажей! Смотрите, как просто!

Органов подошел к столу, нацепил на голову корону с проводами, щелкнул чем-то в глубине тумбочки и в три секунды сотворил нечто, отдаленно напоминающее пса-рыцаря.

Петров ахнул. Дюжий детина в кольчуге и шлеме недобро ухмылялся и поигрывал мечом. Могучий торс покоился на крошечных кривых ножках. Волевой подбородок торчал вперед, создавая, наверное, значительные неудобства владельцу при приеме пищи.

Бухгалтер немного пришел в себя и с сомнением покачал головой. Рыцарь, по его мнению, был каким-то неуклюжим и ненатуральным.

— Такой язычников не покорит. Пародия на человека, — заметил Петров, и, словно в подтверждение его слов, воин закачался, развалился и растаял.

— Да, неважный экземпляр, — подтвердил Органов. — Но в этом-то и есть главное достоинство моего устройства. Есть возможность взглянуть на плод своей фантазии в натуре и забраковать неудачное. Если же герой тебе подходит, остается только описать увиденное. Что может быть проще?

— Почему же они рассыпаются?

— Время существования фантома зависит от степени его достоверности. Лучшие мои творения жили до сорока секунд.

Петров подумал, что это, наверное, очень обидно, если твое детище растворяется на сороковой счет…

— Скажите, а они не того… не представляют опасности для окружающих? — спросил он.

— Ни малейшей! — улыбнулся Органов. — Они бестелесны и по составу своему фактически ничем не отличаются от воздуха.

Бухгалтер понял, почему «камергерша», прежде чем заговорить, всегда щупает рукав его пальто.

Писателем я решил стать давно, еще в раннем детстве, — Органов присел на край стола. — Не мучился, не выбирал, просто решил стать — и все. Поставил задачу, как говорится. А характер у меня суровый, волевой.

— А вас печатают?

— Пока нет, но скоро все изменится. Раньше-то я работал, как все, по старинке, а теперь с установкой!..

— На что же вы живете? — спросил Петров и с запозданием понял бестактность своего вопроса.

— Телевизионным мастером работаю. Бывает, импортную аппаратуру чиню такую, за которую никто не берется. Так сказать, хлеб насущный.

«Неплохой хлеб, — подумал Петров, скользя взглядом по коврам и тяжелой старинной мебели. — И чего человеку не хватает? Талантище какой, собрал установку, о которой наука пока и мечтать не может, так ведь нет! Лезет с поразительным упорством туда, где талант его не действует. А сколько еще таких — издерганных, неудовлетворенных? Все-таки жестока жизнь».

Бухгалтер потер виски и сказал;

— Мне кажется, вы взялись не за свое дело. Посмотрите: все ваши образы, созданные при помощи машины, ужасающе скучны, вторичны. Это не люди, а манекены бездушные. А ведь настоящие литературные герои — шагающие в вечность!

— Как вы смеете! — взорвался Органов. — Да что вы в этом смыслите?! Ко мне давеча писатель знакомый заходил, так такого мушкетера создал, что помереть со страху можно! А ведь профессионал!