Шаги по осени считая… (сборник)

Жизнь круто изменилась, когда мама разошлась с папой (или наоборот). Мы с братом оказались безотцовщиной. Мне – четырнадцать, брату – девять. Из коммуналок центра Воронежа переехали на окраину города. Поменялся район, школа, отношения. Я стал взрослым…

Крепко хотелось праздника. Однажды увидел объявление в цирковую студию, которая располагалась в клубе Механического завода. Пошёл…

Потрясло, заворожило, как жонглёр бросал кучу колец и мячей. Вот оно! – подумал я. И занялся… клоунадой. Но мячики, булавы, кольца поселились в моём доме, потеснив учебники и нотные тетради. Видя природную лёгкость жонглирования словами, руководитель цирковой студии Н.К. Терлихов, однажды заставил вести программу концерта. Задыхаясь от страха и собственной наглости, я дебютировал в роли шпрехшталмейстера. Через два года вышел на подмостки как жонглёр. Ещё через год, 11 сентября 1973 года, я поступил на работу в Воронежскую Областную Филармонию, артистом оригинального жанра, перед этим насмешив весь худсовет. Восемнадцать исполнялось только через два месяца. Официально принять на работу не могли, о чём мне и сообщил директор. Как потом рассказывали, я прижал булавы к груди и жалобно попросил: "Ну, возьмите меня!.." Директор аргументировал: "Тебе же надо деньги платить, а как я оформлю?.." Тут я выдал историческую фразу, которую до сего дня помнят старые артисты-земляки: "Не надо мне деньги платить! Я так работать буду, вы только возьмите!.."

Хохот членов худсовета, просматривавших меня тогда, и сейчас стоит в моих ушах.

– Миша! Да возьми его! – треснула директора, по своей привычке, кулаком в плечо народная артистка СССР М.Н. Мордасова – Парень-то, глянь, хороший!..

Страстное желание стать артистом оценили, и на работу приняли. На такое нарушение пошёл незабвенный М.А. Голынкер – директор нашей филармонии.

Определили меня в лучший эстрадный коллектив "И смех, и песня, и любовь" под руководством Н.И. Варшавера. Получение зарплаты превращалось каждый раз в мучительный спектакль с неизменным вопросом: "Зачем тебе деньги? Ты же говорил…"

Это была суровая школа эстрадной жизни, "и смеха, и песни, и слёз…" Но, всё равно, это был – праздник…

Май 1974 года ознаменовался призывом в армию в Гвардейскую Кантемировскую танковую дивизию. 2-я спортивная боевая мотострелковая рота стала новой школой мужества и мастерства. Танки невзлюбил до такой степени, что стал "антитанкистом" – стрелком-гранатомётчиком. (Об этом тоже отдельный рассказ. Может, повесть. Или роман).

Думаете, я забыл о цирке? Как бы не так! До армии поступал в Государственное Училище Циркового и Эстрадного Искусства четыре раза. Первый – в 1970 году. Мне объяснили, что для начала надо закончить восьмой класс. Ладно, вокзал, как говорится, не отходил. (Это позже он станет лейтмотивом на долгие годы…)

Потом – 1971, 1972. Мимо! Заявлений от желающих тысячи. Конкурс 120 человек на место. (Даже в медицинский институт такого не было!) Берут всего 50 человек. Из них 35 парней и 15 девушек. Сюда же – национальные кадры из республик (с гарантированным поступлением), дети цирковых артистов. Что оставалось нам, простым ребятам из провинции – глотать слёзы на вокзалах, уезжая в который раз ни с чем…

1973 год. Меня уже знают педагоги циркового училища, улыбаются как старому знакомому: "Вот настырный!.." И, как обухом по голове: "Подходишь! Но – тебе в армию. Давай после…"

1976 год. Я с трудовой книжкой артиста эстрады, с готовым номером. Но с опозданием на приёмные экзамены после демобилизации. Пятый раз!..

Набираюсь смелости, иду к директору ГУЦЭИ Александру Маркияновичу Волошину. Рассказываю, чуть не рыдая, вопя, сколько мне пришлось вытерпеть. Он назначает просмотр на 31 августа 1976 года, на 13.00. Считаю приметы: 31 – наоборот – 13! Год в сумме – 13. (Любимое число рулит!) Добираюсь до "Преображенки" на трамвае № 13 и лечу до "Белорусской" на крыльях последней надежды. Вот она – 5-я улица Ямского Поля дом 24-а. Вот она – причина бессонниц и волшебных снов. Вот она – мечта всей моей жизни!..

Выкладываюсь по полной, показывая всё, что умел в ту пору, и слышу, как во сне, скрипучий голос Маркьяныча:

– Ну, что, Кулаков, кхм-м, неплохо, неплохо. Да, генерал? – Волошин обращается к педагогу по жонглированию Ф.П. Земцеву. – Но взять тебя не могу…

Тут я в который раз падаю в пропасть чёрной дыры многолетней неудачи, ставшей моей тенью и комплексом неполноценности. Жизнь кончилась…

– …не могу взять, м-мм… на первый курс, нас не поймут. На второй беру смело. Сдавай экзамены, догоняй!..

Учился с упоением, догоняя свою мечту и приятелей, с которыми когда-то поступал вместе – они уже были настоящими артистами. Догонял, догонял и чуть не вылетел из училища на четвёртом курсе. Диспансеризация! На кардиограмме шесть остановок сердца – аритмия… Следствие четырнадцатичасовых многодневных репетиций и полуголодного студенческого существования.

– Срочно к директору!..

Опять Маркияныч скрипит, словно железом по стеклу: