Мне неинтересно, я хочу домой, под горячий душ. Я спрашиваю, чтобы поставить точку, а еще из-за приличия. Я подыгрываю ему. Мне холодно. Он снимает с себя пиджак и, не спрашивая разрешения, набрасывает его мне на плечи. От пиджака пахнет пряно и приятно.
– Не знаю, – отвечает он не сразу. – Но узнаю! Ксения… – Он снова берет меня за руку. – Все это ерунда, забудьте. Я действительно не знаю,
Он притянул меня к себе за лацканы собственного пиджака, прижался лбом к моему лбу и замер. Жест его напоминал ритуал. «
Я ожидала, что он снова поцелует меня, но ошиблась.
Надо ли говорить, что он опять исчез?
Когда мы наконец добрались до моего дома, дождь перестал в очередной раз. По дороге Александр предложил остановить такси, но я отказалась. Мне казалось, что я превратилась в автомат, бездумно бредущий куда-то. Александр шел рядом, мы молчали, и мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Я как будто знала, что у моего дома он попрощается и уйдет.
Так и случилось. Он остановился у подъезда и сказал, что подождет внизу, пока в моих окнах не зажжется свет. И только тогда уйдет.
– Извините меня, – сказал он. – Извините. Спокойной ночи, Ксения.
– За что?
– За неудачный вечер. Вы мне очень нравитесь.
Вот такие пироги. Он даже не попытался меня поцеловать, хотя бы дружеским поцелуем, что было уже совсем неприлично.
Я включила свет, подошла к окну. Александр, смотревший на окна, задрав голову, помахал мне рукой и пошел со двора. Я смотрела, как он уходит, и мне казалось, что я никогда больше его не увижу. Я испытывала странное беспокойство и тревогу. И, как ни странно, голод. Повторилась давешняя история – я открыла дверцу холодильника и достала всякой снеди. И это после ужина в ресторане! И недопитую бутылку вина – недели три тому назад мы со Стеллой отмечали ее гонорар. Я уминала все подряд и запивала вином. Никогда копченая колбаса, черный хлеб и огурец не казались мне такими вкусными.
Потом я постояла минут десять под душем, чувствуя, что засыпаю. Добрела до постели, рухнула и отключилась до утра. Никакие сны не тревожили меня той ночью…
Жизнь вошла в свою колею. Александр Урбан исчез. Стелла исчезла. Я была занята выше головы. Мой босс Роман с Ларисой укатили в Испанию. Оля попросила три дня отпуска – Густав пригласил ее в гости к деловым партнерам, на природу.
– Конечно, – сказала я. – Вы заслужили. Только не купайтесь в озере.
– Почему? – удивилась она.
– Вода холодная, осень на дворе.
– Ладно, не буду. Еще не осень, а лето! Ксения Валентиновна… – Она замялась, глядя на меня счастливыми глазами.
– Все будет хорошо, – сказала я.
– Я знаю, – ответила она. – Густав такой хороший…
– Может, и замуж пойдешь?
Как-то незаметно я перешла с ней на «ты», тем самым нарушив еще одну заповедь из списка незабвенного господина Бьяготти: никакого панибратства с подчиненными.
– Замуж? Но… он ведь женат!
– Это он тебе сказал?
– Он говорил, что у него есть сын, ему четыре года. Значит, и жена…
– Оля, Густав – вдовец!
– Откуда вы знаете? – обрадовалась она.
– Мы как-то обедали вместе. Он приезжал в прошлом году. Он тебе нравится?
– Очень! – Она вспыхнула.
– Ну, так имей в виду… И уезжать не придется, если он откроет здесь бизнес.
– Спасибо вам! – воскликнула Оля. – Я даже не думала… И ребенок! У меня, наверное, детей не будет. А тут готовый… Ксения Валентиновна, я хочу попросить… – Она снова замялась. Я выжидательно смотрела на девушку. – Можно я возьму Динку к себе? Она боится, что ее выгонят.
– Правильно боится! – подумала я. Видимо, мысль эта четко отразилась на моем лице. Дрянная девчонка.
– Пожалуйста! – Оля смотрела на меня сияющими глазами. Она была в том состоянии, когда хочется облагодетельствовать весь мир.
– Хорошо. С испытательным сроком две недели.
Мне не хотелось возвращать ее на землю, хотя я уверена, что завистливая Динка даст ей прикурить. Хотя Оля тоже не промах, пришло мне в голову. Справится.
Александра Урбана все не было. Он не появился ни в субботу, ни в воскресенье, на что я втайне надеялась. И просидела, как дура, дома. А куда деваться? Стелла загуляла с доктором Лапиным, ее домашний телефон по-прежнему не отвечал. Беда деловых женщин – одиночество, как плата за успех. И воскресная депрессия.
Урбан объявился через неделю – в пятницу. Около полуночи. Позвонил и как ни в чем не бывало сказал: