Шаги в глубину

В глазах у обормота обнаружилось сомнение, и меня вдруг осенило: а ведь впрямь — я дура.

Но именно дура — не психичка.

— Т-теперь верю, — сказал Дональд и улыбнулся. — Поняла, за что м-мы пили?

— Ага, поняла.

Ты слышишь, мама? Твоя дочь не сумасшедшая! Отвали от меня, поняла? Просто от-ва-ли!

Вставая с ложемента, я глубоко вдохнула: прохладно, пахнет охладителем, синтетикой и немного — спиртом. Пьянкой моей победы пахнет, чертовой пьянкой победы.

— Здорово, п-правда? — спросил Дональд.

— Что — здорово? Что на меня завели дело? Или что мне взломали мозги?

Я улыбалась — проговаривала вслух страшные вещи и улыбалась.

— Здорово, что ты — это ты.

А ведь ничего толком не изменилось. У меня было мое прошлое, я, пожалуй, как обычно, выпью снотворное на ночь и вряд ли смогу доверять снам, но все равно. Все равно, потому что я — это и в самом деле я.

— Ты прав, обормот, — весело сообщила я.

— Об… Обормот?

Ой. Вот это было неожиданно, но мне сейчас все можно. Я подошла к Дональду и ткнула губами его в щеку.

— Спасибо.

— П-пожалуйста…

Вот так мы и стояли, пока я не поняла, что вижу только глаза, а взмокшую верхнюю губу щекочет чужое дыхание. «Щекотно, обормот. Очень».

— А-алекса…

Картинка быстро сменилась: я увидела и синюю жилку на его виске, и расширенные зрачки, и бисеринки пота на скулах.

— Вижу, — прохрипела я. — Быстро в медотсек.

«Проклятое“ второе касание” »,— думала я, забрасывая руку ватного капитана себе на плечо. Ничего страшного — не умер же сразу, теперь и подавно не умрет, но спазм лучше убрать. И вообще: ты опять все испортила, Алекса. Только наладилась жизнь — и ты опять все испортила.

Я тащила в медотсек парня, которого чуть не поцеловала, кривилась от досады — и улыбалась.

* * *

— Если после вашего секса мне придется собирать его из кусков, я не удивлюсь, — сказала Мария, подумала и добавила: — Впрочем, нет. Я удивлюсь, что у вас был секс.

Потолок медотсека выглядел как любой другой в корабле, но сегодня я валялась на «разделочном» столе просто так — забросив ногу на ногу и рассматривая окрестности. У меня ничего не болит, с Донни все хорошо, Мария вон нацелилась меня подоставать — все просто здорово, так здорово, что и не передать.

— Мария, тебе идет такой треп.

— Ты что-то сказала? — рассеянно переспросила докторша, отрываясь от экрана. — Прекратила глупо улыбаться и что-то сказала?

— Говорю, ты, когда треплешься о сексе, кажешься моложе. Лет на пятьдесят. Или шестьдесят. Я в больших числах не очень разбираюсь.

— Юмор — это хорошо, — сказала Карпцова и закрыла что-то на экране. — Значит, мозг от неудавшегося поцелуя не пострадал.

Я послала ей воздушный поцелуй и снова уставилась в потолок. Докторша противно пощелкала пальцами, размяла их в духе детской гимнастики.

— Ты как насчет поесть, Алекса?

— Положительно.

— Ну, тогда идем.

Карпцова встала, убрала непослушную челку с лица. Докторша была чем-то невыразимо довольна, что, впрочем, меня устраивало.

У кухонного комбайна было пусто, кто-то — почти наверняка Дюпон — опять не утилизировал недоеденное.

— Надень ему уже на голову когда-нибудь, — посоветовала Мария, поглядывая на меня. — В самом деле, сколько можно свинство разводить?

— Да надену, надену. Просто при мне он обычно не забывает.

— Ну, тебя все боятся, — докторша плюхнулась с тарелкой за стол. — Даже я вот опасаюсь.

Я решила на провокации не поддаваться. У меня до сих пор приятно шумело в голове, откуда убежало выдуманное машиной безумие, и даже на белковый концентрат я смотрела с умилением.

— Куда мы летим? — спросила Карпцова, когда я уселась напротив нее. — Опять туда, где будет что-нибудь неожиданное и ужасное?

— Просто сверхдальняя доставка, — повела плечами я. — Хотя она мне и не нравится.

— А что там?

— Много научного, медицинского оборудования и почти восемнадцать тонн стекла.

Карпцова подняла голову и только спустя несколько секунд догадалась облизнуть с губы кусочек желе.

— Чего?

— Стекла. Стеклянные слитки по три килограмма.

— Стекло, — пробормотала Мария и вернулась к еде. — Может, какое-то ценное?

Я запустила ложку гулять между пальцами: указательный, средний, безымянный, мизинец — мизинец, безымянный…

— Нет, Мария. По химсоставу — силикат.

— И тебя не насторожило, что мы гоним через две трети галактики ради восемнадцати тонн фасованного силиката?

— Насторожило, — согласилась я. — Но мы летим в сектор «Н». Там и не такое бывает.

— «Н»?!

Сектор «Н» широко известен только тем, что о нем известно крайне мало. Это большой — порядка пятисот световых лет в диаметре — участок в Дальнем Трехкилопарсековом рукаве. Новые звезды, старые звезды, терраподобные планеты, жесткая радиация, гравитационные сдвиги, черные дыры в изобилии — милый участок космоса, где в довершение прочих бед мы наткнулись сразу на две негуманоидные цивилизации. Цивилизации оказались шикарные, словно сошедшие со страниц теоретических выкладок Томаса Шлеера, — они ярко подтвердили тезис знаменитого ксенофоба о невозможности контакта с таким типом разумных существ.