На лице Гончей Черного трибунала еще не было серебряных узоров, а в глазах — отражения смерти обреченных. Я прошла мимо нее, хотя ее облик и вызвал непонятные чувства — что-то важное было в этой строго одетой девушке, что-то неимоверно нужное мне.
К сожалению, мне было не до того: я шла к свету своего поражения. Если попросту — возвращалась в сознание.
* * *
Я очнулась лицом вниз. Палуба была теплой, а вот впивающийся в шею ствол — очень холодным. Руками пошевелить не получалось — да я и глазами-то шевелила не по своей воле: картинка плыла и заволакивалась дымкой.
— Чисто, — сказал кто-то.
— Осторожно с ней, это отступница.
Перед глазами оказался ботинок. Усиленный, с выпирающими иглами щитовых генераторов — бот панцирного скафандра имперского войд-десанта. Черно-серая броня, голубоватое марево поля — все это появилось в поле зрения и исчезло.
Где я? Рубка? Трюм?
— У нас еще один, лейтенант!
— Сюда его.
— Есть!
Каркающий гортанный говор. Значит, все трое, кого я слышала, — питомцы Легенды, элита.
Рядом на палубу кого-то швырнули. Я скосила глаза и сквозь спутанные волосы разглядела Дюпона.
Я держала в себе панику, старалась фиксироваться на деталях, и холод оружия у шеи сильно этому помогал. Не рыпайся, Алекса, подсказывал этот ствол. Не дергайся, молчи и слушай, потому что на тебе уже давно энергетические кандалы, и ты только и можешь, что оценивать обстановку.
— Рыжая очнулась, — сообщил голос надо мной.
Тут же у шеи возник второй ствол — еще более холодный. Я даже примерно не представляла, чем в меня тычут, и это здорово раздражало. И успокаивало. И раздражало.
— Смирно!
Меня вздернули и двумя движениями поставили на колени. Руки за спиной, тяжелая перчатка на затылке — знаю-знаю, шокер прямо в ладони. Зато я смогла оглядеться.
Мы были в шлюзе. Штурмовые захваты не позволяли закрыться внешним воротам, и в просвете видно кишку абордажного канала. Привод луча-захвата сдвинули по направляющим к переборке, а рядом со мной поднимали с пола попутчиков: у Марии на шее виднелось пятно от шок-патрона, Дюпону все-таки сломали руку. А что произошло с Дональдом, я не поняла: он бессильно висел мешком, удерживаемый за шиворот десантником.
В абордажном канале показались люди, и мне стало нехорошо. После разгромного поражения, после осознания, что ждет меня ни много, ни мало казнь. После всего-всего мне стало нехорошо. Потому что в просвете абордажного канала впереди небольшой группы людей шел канцлер Империи.
Его Меч.
— На охранение! — сипло рявкнула команда.
В шлюзе стало чуточку темнее, когда на борт фрегата ступил невысокий человек в простой форме высшего офицера — длинный темно-серый сюртук, строгие брюки, бледно-серые перчатки. Ну а лицо его все видели по-своему. Я уяснила, что на этом лице есть флотская бородка и багровые очки, а дольше разглядывать Его Меча мне не хотелось.
Сопровождающие расплывались в тумане, отчаянно хотелось закрыть глаза. Я не знаю, как там с Червями Пустоты, не знаю, есть ли у людей аура, но от этого… существа хотелось бежать очень быстро. Просто из страха за свой рассудок.
Интересно, что хуже: быть отступницей или пособницей человека, который обокрал Его Меча. Или даже так: припомнят ли мне вообще бегство из инквизиции?
— Приведите его в чувство.
Глубокий голос канцлера звучал сразу со всех сторон, будто его ввели прямиком в мозг. Я слегка повернула голову, чтобы рассмотреть, что делают с Дональдом. Державший его десантник активировал запястную аптечку и приложил ее к шее обормота. Тот дернулся и замер в мертвом захвате, глядя прямо перед собой.
Сочувствую, Донни, от всей души. Очнуться и увидеть над собой канцлера — это кошмар.
Впервые во всем этом ужасе я ощутила себя по-настоящему виноватой. Не проигравшей, не побежденной — а именно виноватой.
— Долго за тобой пришлось бегать, сын, — сказал Его Меч.
Я глядела на эту сцену, даже когда до меня дошел смысл сказанного.
— Это было безответственно.
— Я… — выдохнул Дональд, во все глаза глядя на канцлера.
— Поговорим после восстановления памяти, — отрезал Его Меч. — Пока что ты бесполезен.
Обормот смотрел в лицо канцлеру, и я только сейчас — после всего этого насчет «сына» — поняла, что тут не так. Чертов заика пялился в лицо человека, на которого боялась взглянуть огромная держава — пялился снизу вверх, с недоумением, растерянно, со страхом. Да, все это было, но он, черт побери, смотрел.
— Рея, — сказал Его Меч. — Подойди.
Лиминаль вышла из-за спин солдат и встала рядом с Дональдом.
— Ты разучилась кланяться, кукла? — спросил канцлер.
Девушка склонила голову, попыталась выпрямиться — и застыла.
— Ты разучилась извиняться?