Ведь зря он сейчас собирается дать собаке поесть. Совершенно зря. Действие заклинания затронет весь организм, производя в нём неизбежную перестройку. Вместо того чтобы пса кормить, надо бы наоборот – дать ему хорошенько поголодать, хотя бы полдня.
– Прости, брат, – ответил нинъе на красноречивый взгляд. – Не надо тебе жрать много.
Вряд ли пёс понимал по-элхески; но, кажется, сообразил, что не обломится, отвёл погрустневшие глаза, сел, задницей заваливаясь на бок.
Тенки отошёл к столу, раскрыл замусоленную тетрадку с вычислениями и милой сердцу схемой. Пробежался глазами по въевшимся в память строчкам, уже не вчитываясь, машинально. Снова повторил в уме приблизительный план действий.
Прежде всего – в тренировочную.
Адепт глянул на клетку, отодвинулся от стола, скрипнули по полу ножки табурета. Пёс поблёскивал карими глазами.
– А вот ещё хорошо бы тебя перенести, – сообщил ему Тенки и, недолго собираясь с мыслями, поднялся, вытащил из угла длинный чугунный прут.
Подошёл к клетке – собака насторожилась, просунул тонкий металлический крюк в предназначенное для него кольцо наверху – пёс уже всерьёз забеспокоился, приподнял губу, с лёгким ворчанием показал зубы.
– Тихо-тихо, – шепнул Тенки ласково, – не шуми.
Перебуксировав пса в тренировочную, Тенки аккуратно опустил клетку у стены, высвободил прут, не переставая молоть вслух чушь, лишь бы голос звучал успокаивающе. Впрочем, не было заметно, чтобы усилия его оказывали на собаку какое-либо действие: пёс забился в угол, сверкал глазами и рычал не переставая.
Нинъе сходил за своими записями, вернулся в комнату, остановился. Упёр взгляд в собаку за частыми прутьями, задумался.
Перед экспериментами на крупных животных рекомендовали заставлять объект опорожнить кишечник – ещё три года назад, в бытность Тенки на четвёртом младшем, одна из кошек, получившая плохо рассчитанное магическое воздействие, обосралась незадачливому ученику прямо на руки. По возможности нинъе хотелось бы избежать повтора. Пусть он и не собирается вытаскивать пса из клетки – лезть туда убирать дерьмо, рискуя быть укушенным, адепта не прельщало. Но с другой стороны – не пойдёшь же, не вытащишь собаку на прогулку. Нет ни ошейника, ни верёвки какой. Может...
Эх, а ведь это сознание подсовывает Тенки всякую чушь. Любые зацепки, лишь бы не переходить наконец к делу. Лишь бы потянуть, помедлить, ожидая неизвестно чего.
Но начинать-то придётся.
Назад не повернёшь.
– Поехали, что ли, а? – задумчиво вопросил Тенки у воздуха.
Среди заклинаний встречались такие, что не оказывали видимого влияния на объект; были такие, что действовали сразу; имелись и те, эффект от которых становился заметен лишь через несколько часов, а то и дней. Плетёнки, что затрагивали внутреннее строение объекта, практически никогда не проявлялись на его внешности – во всяком случае, никогда сразу.
Жуткая смесь творения Эллгине, «маски вора» и Тенкиных ученических усилий подействовала тут же. И весьма, весьма заметно.
Собаку ударила дрожь, животное пошатнулось и рухнуло, лапы сложились, будто кто-то прицельно по ним ударил. Пёс поскуливал и трясся, словно некая сила выворачивала его изнутри.
Тенки сглотнул – горло пересохло. Он сидел на корточках в двух шагах от клетки: как навёл заклинание, так и остался, не желая – или попросту не будучи в состоянии отвести глаз от жертвы своего эксперимента.
Собака вытянула шею, продолжая скулить – Тенки с ужасом и одновременно каким-то восхищением увидел на чёрных губах пса белую пену: до этого адепт считал книжное «пена на губах» фигурой речи. Собаку начало трясти толчками, и по утробным звукам, перемежавшимися с повизгиванием, Тенки понял – животное сейчас вырвет.
И оказался прав – пёс выплюнул, выглядело это именно так, выплюнул тягучий жёлтый комок, потом ещё один и ещё, и наконец его прорвало по-настоящему. И после этого, даже не отвернувшись от массы, только что бывшей содержимым её желудка, собака стала не просто скулить – стонать.
– Ты держись, парень, – озабоченно проговорил будущий маг, пытаясь заглянуть в собачьи глаза.
Заглянул – и не обрадовался.
Глаза собаки были не карими – чёрными. Зрачок раздулся, занимая собой всю радужку, пугающе широкими снежными полосками вокруг черноты зрачка показались белки. Пёс дышал тяжело, хрипло, словно ещё чуть-чуть, и задохнётся. И по-прежнему трясся, будто одержимый.
И выл.
Тенки захотелось выругаться. Собаку скрутило по полной программе – хорошо, стены здесь не пропускают наружу ни магии, ни голосов. Но собачий то ли вой, то ли стон пробирался внутрь тела застывшего на корточках адепта, проникал через уши и метался внутри, заставляя сидеть неподвижно и внимать, не умея ничего сделать. Пёс жаловался, кричал, даже не негодуя на неумёху-мага, а просто изливаясь в вое, потому что не мог не выть. Не мог по-другому.
– Хрен-хрен-хрен, – бессмысленной скороговоркой прошептал будущий маг, проклиная собственную беспомощность.
Помочь собаке он не мог. Ничем и никак. Мог только ждать.