Шагни в Огонь. Искры (СИ)

Тенки усмехнулся. Хорошая. Красивая.

Только нельзя.

Эту – нельзя.

– Ты куда? – спросила она растерянно.

Отвечать адепт не стал. Отцепился от стены – шатнуло; двинулся от женщины, попятился, затем повернулся и быстро, как только мог, зашагал прочь. Надо было уйти от неё подальше. Как можно дальше.

Женщина его не останавливала.

Хорошая. Умная.

Тенки шёл по улице, вокруг прыгали, кричали, пели гимны разодетые маски. Гремела музыка, мимо пробегали люди, смеялись, что-то вопили. С неба падали золотые пряди ленточных фейерверков, пылали огни праздника. Адепта толкали, хватали за руки, несколько раз пытались втянуть в прыгающий круг – танцевали. Но хватающие заглядывали в лицо, и руки исчезали. Празднующие отшатывались.

Здесь было слишком много людей. До невыносимости.

Нинъе скалил зубы, чтобы мешать им приближаться. Выставлял клыки на обозрение, отгоняя, отпугивая редких смельчаков из шумной толпы.

Тенки шёл, не смотря по сторонам. Стоило остановить взгляд на ком-то в этом человеческом сборище, как тело, казалось, переставало слушаться, самопроизвольно устремляясь вперёд. В мозгу зажигалась одна мысль: схватить, вытащить из толпы, вцепиться. Вскрыть горло.

Поэтому старался не смотреть. Шёл, уставившись под ноги, хотя всё равно ничего не видел. Здесь было чересчур опасно.

Убраться в тёмное, малоосвещённое место. Охотиться можно только там.

Но сегодня, казалось, во всём городе не осталось малоосвещённых мест.

Через несколько столетий, когда шум вокруг начал утихать, уходить на задворки разума, когда разноцветные огни фейерверков стали зажигаться всё реже, Тенки обнаружил себя стоящим за углом здания в очередном переулке.

Что привело его в сознание, адепт понял сразу.

Звериный, смертельный голод, слившийся с облегчением: добыча найдена, место подходит.

Опять непроизвольно раскрылся рот, вывалился язык; не останавливаясь, потекла слюна. Зубы, верхние клыки, нижние, ожили, зашевелились сами по себе, словно готовились хватать и впиваться.

Впереди, в двух десятках шагов, вошедший с другого конца переулка, переваливался человек. Шёл медленно, неуверенно и говорил сам с собой.

Тенки глянул в его лицо – увидел совсем близко, будто на расстоянии протянутой руки, невзирая на темноту вокруг, на смазанные, неуклюжие движения пьяного. Увидел бездумные, затуманенные глаза, слюнявый, не останавливаясь, бормочущий что-то рот. Человек не замечал адепта. Похоже, он вообще ничего не замечал. И он двигался, подходил ближе, ближе, всё ближе.

Тенки напрягся.

До добычи оставалось несколько шагов, когда голод не выдержал и стеганул нинъе яростным «Вперёд!». Тенки прыгнул, руки сводило, пальцы превратились в крючья. Он попал человеку локтём в лицо, коленями в грудь, отбросил назад. Навалился всем телом, прижимая к земле, быстро, не давая жертве сообразить, что происходит, вцепился в горло.

Артерию с кровью искать не пришлось: её Тенки чувствовал.

Клыки прорвали кожу, на язык потекла горячая, отдающая железом жидкость. Совсем немного, хватило и глотка, чтобы сознания охотника и жертвы сцепились в одно целое. Тенки ощутил мгновенную боль в своей собственной шее, боль острую и невыносимо желанную. Вырвался стон удовольствия – так сильно было пронзившее нинъе ощущение блаженства.

Приятнее любовных ласк, острее самого пика наслаждения, безумнее любой страсти. Словно бесконечный миг оргазма слился с ощущениями бабочки, трепещущей на острие иглы коллекционера.

Жизнь, жизнь наполняла его, циркулировала по организму, вибрировала в каждой клеточке. Жизнь возвращалась к нему, касалась лица нежным ласковым дыханием, шевелила волосы, овевала кожу. Жизнь, прекрасная, неповторимая, драгоценная жизнь входила в его тело, и Тенки никак не мог насытиться, не мог оторвать окровавленных губ, прервать соединение.

Он выбрал всю энергию, до последней крохи, опустошил всё.

Только тогда сумел наконец отстраниться. Приподнялся на руках, облизнул губы, хранившие такой неповторимый, чудесный вкус. Вкус жизни.

Сознание прояснилось – кажется, такой ясности Тенки не чувствовал никогда. Ночь была замечательной, самой прекрасной в мире. Голова наполнилась звоном, чужим весельем – неподалёку шумел праздник; ветер принёс ароматы фестиваля: аппетитные запахи лоточной еды, сухой перхотный дым фейерверков, холодный воздух зимы. Нинъе поднял к небу лицо, увидел высоко над собой бегущие с дикой скоростью облака, оранжево-серые в фиолетовой глубине.

Тело было ему послушно, как никогда – адепт с поразительной лёгкостью вскочил, с наслаждением сжал и разжал кулаки, радуясь яркости ощущений, тёплой шершавости собственных ладоней. Хотелось бежать, танцевать, петь – и холодный ветер, растерянно мятущийся вокруг, словно звал его поскорее лететь.

Тенки глянул на человека у своих ног. По шее лежащего стекала чёрная в полутьме кровь. Энергии уже не было в ней, и желания приникнуть, собрать в ладони драгоценную жидкость не появилось. Сама мысль о ценности её показалась теперь странной – из разодранного горла жертвы на камни мостовой лилась бессмысленная вязкая субстанция, грязь без силы и жизни.