Шагни в Огонь. Искры (СИ)

Тенки остановился у самого угла. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и едва помогал рассудочный шёпот: «подумаешь, каких-то два года тут не был, с чего вдруг такие эмоции?». Чтобы превозмочь это странное состояние, подросток старательно прочистил горло, облизнул губы.

И позвал снова, негромко, будто опасаясь напугать склонившуюся над тазом женщину:

– Мать...

Сначала она не отреагировала, только коснулась рукой в мыльной пене волос, заправила выбившуюся прядь за ухо. Потом, решив, видимо, что не послышалось, обернулась. Как-то медленно, будто неуверенно.

И увидела его.

Тенки неловко, чуть вымученно улыбнулся.

Она постарела. Тени пролегли под глазами, по лицу побежали морщины. Неровно, клочьями подстриженные волосы потемнели, покрылись словно земляной пылью.

И она была маленькая, такая маленькая.

В руке она держала мокрую тряпку – вытащила из таза, машинально, не успев задуматься. Второй ещё раз заправила волосы за ухо – почему-то движения казались медленными, будто вокруг колыхалась стоячая вода.

– Тенки, что ли? – мать сощурилась.

Подросток кивнул. Спросил, едва выталкивая слова из горла:

– А где Алли? – против ожидания, голос не дрожал.

– Кто ж её знает, шастает где-то, – сообразив наконец, что в руке у неё не выстиранное ещё белье, женщина кинула тряпку обратно в воду. – А, я же её к Мирехе послала.

– Зачем? – Миреха – деревенская портниха, если Тенки помнил верно.

– Ну так мы ж ей вышиваем всякое. Алли вышивает, у меня-то глаза уже не те. Ты чего, будто не знаешь ничего?

– Ты разве писала?

– Все глаза тебе исписала! – мать сердито поджала губы, двинулась в дом.

Мыльная шапка на поверхности воды осталась колебаться, пена тихо истаивала, лопаясь мелкими пузырями.

Из тёмного проёма раздался материн голос:

– Ну а чего ты, будто не тутошний? Чай, не в гости приехал, складывай сумку, скидавай одёжу, городская небось? Неча её пачкать.

Тенки невольно усмехнулся. И шагнул в дом, стягивая с плеча сумку.

– Вымахал там, на ихних харчах-то, а силёнки прибавилось? – после солнечного света темнота ослепила, вместо лица матери он видел только чёрный силуэт. Но интонация её была знакомо испытующей, требовательной.

– Что делать-то надо? – ответил подросток привычно и снова усмехнулся.

Вот теперь он точно – дома.

***

– Тут тебе не столичные ресторации, ешь чего дают, – мать довольно усмехнулась, ставя перед ним миску с отбитым краешком – знакомую миску, сколько лет он хлебал из неё суп.

На сей раз в миске исходила паром картошка – крупные жёлтые картофелины, присыпанные укропом, – мать всегда сыпала на картошку укроп, по-другому не ели. В маленькой кастрюльке не единожды подогретое мясо, видно сразу, приготовленное впрок, много ли надо двум женщинам. Мясо, не привычная в морском посёлке рыба – стало быть, сегодня роскошный пир.

– Где ж эта дрянь, куда её морские юдья носят? – для приличия мать поворчала, пройдясь по кухонке, потом уселась и, не скрываясь, стала смотреть, как он ест. Подпёрла рукой голову, притихла.

– Чёй-то за слово, «юдья»? – улыбнулся Тенки с набитым ртом.

– Ха, поглядите на него, чему его там учат? Эльфийским штучкам, небось? А родного языка не знаешь, – она с превосходством хмыкнула.

– Не знаю, – признал сын, – чую, я там всё забуду. И раскланиваться начну на их манер.

– Так я тебе столько лет твержу! Чего тебе там, мёдом намазано? Поучился уже, хватит! – мать завелась с полуслова, будто не сидела только что задумчивая и даже какая-то умиротворённая. – Давно пора домой вернуться, работать, как все порядочные люди. Что ты? Взрослый ведь уже мужик.

Отвечать было рискованно, Тенки это отлично понимал. Уткнулся в картошку, словно не слышал ничего.

– Чего молчишь? – не успокаивалась мать. – Ухлестал в город, развлекается там, на девок деньги транжирит, в семью жалкие гроши шлёт! Подачками отделывается!

Мясо потеряло вкус. Тенки тем не менее тщательно пережёвывал, языком разминая получившуюся массу. Глянул на мать – похоже, зря.

– Чего? – в её глазах полыхнула ярость, самая настоящая, неподдельная ярость. – Я тебя родила, я тебя вырастила! Думаешь, отослал нам пару сотен, так и хватит?

– Чего ты взъелась? – не выдержал подросток. – Ты думаешь, на меня там тыщи с неба валятся?

– А ты думаешь, я не знаю, куда ты деньги тратишь? Только попробуй мне в дом притащить девку длинноухую, посмотришь у меня! – она погрозила сыну кулаком.

Тенки не успел ответить, не придумал ещё – как вздохнула задняя дверь, открывая начавшее темнеть небо и невысокий силуэт на пороге. Вернулась Алли.

Мать замолчала. Тенки тоже опомнился от скандала, от больно хлестнувшей, детской обиды, с жадностью уставился на сестру.