— Так вы не поняли? Я начинаю снова. Посторонитесь! Посторонитесь! Вот она, венец мечтаний, женщина, быстролетная, как поцелуй, женщина, живая, как молния, и, как молния, опаляющая, существо неземное, вся — дух, вся — любовь! Она облеклась в какое-то пламенное тело, или же ради нее само пламя на мгновение одухотворилось! Черты ее такой чистоты, какая бывает только у небожителей. Не сияет ли она, как ангел? Не слышите ли вы воздушный шелест ее крыльев? Легче птицы опускается она подле вас, и грозные очи ее чаруют; ее тихое, но могучее дыхание с волшебной силой притягивает к себе ваши уста; она устремляется прочь и увлекает вас за собой, и вы не чувствуете под собою земли. Вы жаждете хоть единый раз исступленным движением руки коснуться этого белоснежного тела, жаждете смять ее золотистые волосы, поцеловать искрящиеся ее глаза. Вас опьяняет туман, вас околдовывает волшебная музыка. Вы вздрагиваете всем телом, вы весь — желание, весь — сплошная мука. О неизреченное счастье! Вы уже прильнули к устам этой женщины, но вдруг вы пробуждаетесь от страшной боли! Ах! Вы ударились головой об угол кровати, вы поцеловали темное красное дерево, холодную позолоту, бронзу или же медного амура.
— Ну, а Полина?
— Все еще мало? Так слушайте же. Один молодой человек, выезжая чудесным утром из Тура на пароходе «Город Анжер», держал в своей руке руку красивой женщины. И долго они любовались белой фигурой, которая нежданно возникла в тумане, над широкой гладью Луары, как детище воды и солнца или же как причуда облаков и воздуха. Легкое это создание то ундиной, то сильфидой парило в воздухе, — так слово, которого тщетно ищешь, витает где-то в памяти, но его нельзя поймать; видение блуждало между островами, оно кивало головой, прячась за ветви высоких тополей, потом женщина достигла исполинских размеров, и тогда засверкали бесчисленные складки ее платья, а быть может, то засиял ореол, очерченный солнцем вокруг ее лица; видение парило над деревушками, над холмами, и казалось, что оно не даст пароходу пройти мимо замка Юссе. Можно было подумать, что это призрак Дамы, изображенной Антуаном де ла Саль, хочет защитить свою страну от вторжения современности.
— Хорошо, я понимаю, это о Полине. А Феодора?
— О! Феодора! С нею вы еще встретитесь… Вчера она была в Итальянском театре, сегодня будет в Опере, она везде. Если угодно, она — это общество.
ШАГРЕНЕВАЯ КОЖА
Первое издание романа в двух книгах с предисловием автора вышло в Париже в августе 1831 года.
Отдельные отрывки из «Шагреневой кожи» Бальзак публикоал в периодических изданиях еще до выхода романа в свет.
В декабре 1830 года в журнале «Карикатура» был напечатан вариант сцены в игорном доме (начало романа) под названием «Последний наполеондор». В 1831 году в майском номере «Ревю де Де Монд» появился отрывок «Кутеж» (сцена оргии в доме Тайфера из первой части «Шагреневой кожи»). 27 мая 1831 года в «Ревю де Пари» был опубликован еще один отрывок из романа, под названием «Самоубийство поэта». При жизни Бальзака «Шагреневая кожа» издавалась семь раз.
В 1845 году «Шагреневая кожа» была включена автором в XIV том первого издания «Человеческой комедии» («Философские этюды»).
Замысел «Шагреневой кожи» складывался у Бальзака постепенно. Его можно проследить по записям в рабочем дневнике писателя. Самая ранняя из них гласит следующее:
«Изобретение кожи, олицетворяющей собой жизнь. Восточная сказка». Вторая запись: «Для философских сказок. Во-первых, шагреневая кожа. Чистое и простое выражение человеческой жизни, поскольку она жизнь и поскольку она механизм. Точная формула человеческой машины. Словом, описывается индивидуум, и о нем высказывается суждение, но описывается жизненно, не отвлеченно». Затем Бальзак определил философскую основу произведения следующим образом: «Она (философская сказка) останется формулой нашего теперешнего века, нашей жизни, нашего эгоизма».
Своему произведению Бальзак дал своеобразный графический эпиграф — черную горизонтальную волнистую линию. Этот эпиграф взят из романа английского писателя XVIII века Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Такого рода волнистую линию (только вертикальную) чертит концом своей палки один из персонажей стерновского романа, капрал Трим, высказывая свое суждение о человеческой жизни.
В первой рецензии на «Шагреневую кожу», появившейся в журнале «Карикатура» за подписью Александра Б., эпиграф объясняется следующим образом: «В романе жизнь человеческая передана как драма, которая змеится, колышется, извивается, причем изгибам ее надо отдаться, о чем упоминает остроумный эпиграф книги».