Шайка светских дам

Добрая симпатичная толстуха. С внимательным взглядом умных карих глаз. Прикуривала не спеша, рассматривала его и запоминала. Черт возьми, как же завела его рыжая Серафима, что он вот так глупо лажанулся! Как все они его развели. Нет, глупо думать, что про него, Юру, никто ни сном ни духом. А чего он ждал, когда играют профи? Кошки-мышки. И ты не кошка, тогда угадай, кто ты. Только такой мудак, как Серега, мог втравить его в это дерьмо! Хотя что Серега? Серега — пешка. Серегу напугали, чтобы посмотреть, к кому он за поддержкой кинется. А кинулся он к нему, к Юрию Малышеву. Стоп, Юра! Стоп! Кантуй назад, дорогой. Тебя позвал на помощь старый друг. Так? Так! И ты расследуешь покушение на старого друга. К тому же генерала, и вообще человека заметного. Работаешь, так сказать, по своей линии. А что начальству не доложил, так доказательств же никаких пока нет. Так? Так! Ах, какой же ты, брат, умница, что старому лису Померанскому ни словечка пока не кинул, чтоб был папаша осторожней с рыжей красоткой. А не кинул, значит, связи этой не засветил. Старый лис тоже не дурак, со своей стороны не подведет. Значит? Значит, Юра, только одна сволочь тебе сейчас опасна. Уж эта-то сволочь заложит по самое не хочу. Да или нет, Юра? Да или нет? Или ты не профи, офицер Юрий Малышев?

— Спасибо! — Тома ещё раз улыбнулась, извиняясь, и не спеша, вперевалочку зашагала к своей машине.

«Косит под недотёпу! Ну-ну», — зло усмехнулся Малышев, не раз видевший её обычную походку — плавную и ровную, точно движение океанского лайнера.

Тамара была встревожена, но не слишком. Ей не дано было узнать, какой камень она только что столкнула с горы, посеяв панику в душе одной из самых отвратительных крыс. Камень, который направит лавину. И лавина вторгнется в ее собственную жизнь.

* * *

— Моя лучшая школьная подруга? Алексей Владимирович, а вы ничего не путаете?

Решительный приход женщины, о которой он так мучительно думал все эти дни, — и вот оказалось, что даже его — гранитоподобного — можно выбить из колеи. Что за женщина! Взяла и явилась сама. И требует объяснений. Боже, до чего она прекрасна! И он чуть было, не отдал приказ… Идиот! Трижды идиот!!!

— Что за подруга, Алексей?

— Ну как же, Симочка! Ваша подруга детства Лидочка Серовская!

— Кто-о-о? Да как вы смеете?!

Зелёные глаза полыхнули таким гневом, что он невольно отшатнулся. Как гордо выпрямилась её хрупкая спина. Как высоко вздёрнула она точеный подбородок.

— Алексей Владимирович!

Она больше ничего не сказала, но и в коротком этом восклицании было столько презрения. Он ее оскорбил смертельно, и она разом, мгновенно, сейчас, порывала с ним и уходила от него навсегда. Так же решительно, как минуту назад вошла в его кабинет, нейтрализовав секретаря пинком в коленку, и потребовала объяснений.

«Тигрёнок!» — против воли восхитился старый волк.

И вот она так же решительно уходила. Она сделала это не задумываясь — это сделала за нее ее кровь, в которой двенадцать поколений гордых породистых прабабок бросали мужчин при одном намеке на оскорбление. И он побежал за нею, как наказанная собачонка, и залепетал униженнее, чем размазня Ледянников:

— Симочка! Симочка! Да выслушай же, ради бога!

Она остановилась всего лишь раз:

— Н-н-нет!

И даже схваченная в охапку, она была не такая, как все женщины, которых он знал. Она не вырывалась, не брыкалась некрасиво, но и не повисала в притворном бессилии у него на руках. Она просто с презрением смотрела в его близкое лицо и спокойно ждала, пока он подчинится этому взгляду и разожмет руки. Ее можно было изнасиловать, но нельзя было удержать.

— Ты не поняла, — тихо говорил он, глядя прямо в её яростные глаза. — Ты не поняла, девочка.

Ему пришлось напрячь всю свою недюжинную волю, чтобы не подчиниться ее безмолвному приказу и не разомкнуть руки.

— Ты ничего не поняла…

Сима почувствовала, что ее успокаивают и укачивают, как ребенка. Это было что-то давно забытое, но очень знакомое. Это было оттуда, из счастливой, влюбленной и юной ее жизни, когда был жив муж. Она опустила ресницы, чтобы скрыть замешательство. Она не могла понять, нужно ей это чувство сейчас, или вовсе не нужно, или даже опасно? И не могла разобраться, чужой он ей или уже нет, этот человек с пристальным властным взглядом?

— Я тебя не отпущу никогда…

Да или нет? Кем ей сейчас можно быть? Стать просто женщиной или остаться удачливой воровкой? Зависимой или свободной? Что сказала бы Тома? Ха, она сказала бы, что, во-первых, глупо влюбляться в самого отъявленного негодяя в стране, а во-вторых, безопасность — прежде всего. Именно так и сказала бы умница Тома. Но когда выбор встал перед ней самой, она его сделала не в пользу рассудка. Все мы бабы, а значит — глупые коровы!

— Я тебя никому не отдам…

Да уж! Этот точно не отдаст и не отпустит. И кончишь ты, Серафима, дни свои, закатанная в бетон! Ура!

— Я тебя…

— Я поняла! — прервала она спокойным и трезвым тоном. — И была бы очень обязана, если б вы перестали топтать мои туфли…

— О, черт возьми, какой же я болван! Тебе больно? Прости меня, девочка! Пройти!