Удивительно, но после этих слов им стало легче. И в самом деле, с чего они взяли, что отец загубил свою жизнь? У каждого своя судьба. Кто они такие, чтобы вершить ее? Что о себе вообразили?
Старый китаец посмотрел на них озабоченно и что-то сказал еще.
— Учитель говорит: «Скажите отцу, чтобы он перестал разыскивать женщину. Это несправедливо. Прошлое может убивать», — переводчик очень старался говорить слово в слово.
— Хорошо, хорошо, — пообещали они и тут же об этом забыли.
Какая ещё женщина? У отца было столько женщин. Три из них — их матери. Ну и что с того, что у них разные матери? Дети не ревновали. Если твой отец — великий артист, глупо осуждать его за то, что у него было много женщин. Он всегда был замечательным отцом. Дети гордились им. Еще одна женщина — разве это важно теперь, когда отец умирает?
Со старым целителем щедро расплатились и отвезли его в аэропорт. Он не возражал. Он знал, что они забудут передать отцу его наказ, но он слишком устал, чтобы вмешиваться в дела людей в чужой стране. Пусть всё идёт своим чередом. Природа мудрее людей.
20. Всегда бывает первый раз
Мафиози ухаживал с размахом. Сима выпала из шайки поневоле, но прочно. Если не сам поклонник, то его верный Герыч торчал всегда у нее за спиной. Не было никакой возможности собраться и обсудить ситуацию. Разумеется, в гости к подруге Томе она приезжала регулярно. Это было прилично — встречаться с гражданской супругой генерала Камарина. Алексей Владимирович это если не одобрял, то все же готов был милостиво позволить. Эскорт Симы при этом в тесном дворике не помещался и напрочь забивал узенький переулок, где жила Тома. Опасаясь прослушки (к её изумлению, Камарин недавно обнаружил и продемонстрировал Томе пару «жучков» — видимо, сослуживцы рьяно интересовались новой жизнью генерала) и чутких ушей Герыча, торчащего на кухне, Тамара и Сима ничего не обсуждали. Совать друг другу записки они тоже опасались. Проболтав полчаса или час о тряпках и всяких пустяках, расставались еще более охваченные тревогой. Чмокаясь в прихожей, Тамара все же ухитрялась шепнуть:
— Я тебя вытащу.
— Только скорее, — молил взгляд подруги.
Легко сказать. Тамара не знала, как разжать железную хватку Померанского, к которому сама так неосторожно толкнула Симу. Напрасно она уже долгие годы думала, что мужчины по сути своей существа нахрапистые, но примитивные. Холодный и жестокий ум, который был теперь против нее, был гораздо изощреннее. Или это она, разнежившись, утратила прежнюю форму?
Даже генерал Камарин ежился от ее теперешних близких знакомств.
— Томка, осторожнее с Померанским, — не уставал предупреждать он её. — Не лезь. Не того типа человек, с которым якшаться можно. Из прихоти сожрет и сам же пособолезнует.
— Я же не могу бросить подругу, — отбивалась Тома.
— Лучше смоги! — советовал генерал.
И уж если этот записной бабник не желал видеть красавицу Симу, значит, страшен был Померанский. Очень страшен. Вот вам, убогие, и крупная рыба! Симу надо было срочно вытаскивать. Но неделя проходила за неделей, а Тамара все никак не могла сообразить, как взяться за дело.
Алла Волынова торопливо вышагивала по улице, пряча лицо в воротник потрепанной мужской дубленки. Снежная крупа действительно жестко секла кожу, но дело было не в этом. Мужские ботинки сорок четвертого размера она надела на ноги поверх собственных сапожек, и теперь вместо легких женских следов она оставляла солидные мужские. Под шарфом, свободно намотанным на шею, у нее пряталась марлевая маска, какие надевают перед операцией хирурги. И руки ее под кожаными мужскими перчатками были затянуты в перчатки хирургические, впрочем, такого естественного цвета, что при беглом взгляде они были бы незаметны. Меховая кепка с козырьком не позволяла разглядеть волосы и лицо. Алла улыбалась. Она хорошо продумала то, что должна была сделать.
Ирочка Шибанова шла в театр. Это была работа. Чуть позже, перед самым началом представления, в пустую помпезную ложу должна была неторопливо вплыть изящная рыжеволосая дама в сопровождении нескольких мужчин. Г-н Померанский любил маскироваться среди более колоритных фигур. Ирочка заранее уютно устроилась в кресле бельэтажа как раз напротив интересной ложи. Незаметная крошечная полудевочка, полустарушка. Неторопливо копаясь в потертой сумочке, она навела резкость маленькой видеокамеры, спрятанной внутри бинокля. Больше делать ей пока было нечего, и от этого самого нечего делать она принялась разглядывать рассаживающихся зрителей. Ирочка любила наблюдать за людьми. Подмечать моменты чужой жизни. Придумывать им истории. Стараться угадать, что происходило с ними сегодня с утра, вчера, на прошлой неделе. Она была наблюдательна, а потому истории ее были довольно точны.
Вот эта толстуха в синтетическом бархате чем-то недовольна. Это у неё хроническое. Годами баба пилит и достает всех в семье, не понимая, что причина вечного недовольства в ней самой.