Строя страшные планы, она ни за что не хотела признаться себе, что не может убить ребенка. Просто не может, хотя и всего-то надо пройти мимо и бросить платочек, и синяя колясочка — вот она, в десяти шагах, и нянька — дура старая, зачем только таких нанимают! — с соседкой трындит взахлеб. Нет, все будет не так. Алла тряхнула головой и решительно зашагала к коляске. Проходя мимо оживлённых старушек, она вежливо извинилась. Соседка, кивнув ей, шагнула в сторону и, пропуская мимо эту воспитанную даму, не заметила, как дама сунула что-то под нос её собеседнице. Дама прошла, и они вновь застрекотали о насущном, то есть об очередной бразильской страдалице. Но вдруг нянька Вольтовых пошатнулась и схватилась за сердце. На крик соседки обернулась женщина, которая так вежливо только что просила позволения пройти между ними. Обернулась и кинулась на помощь.
— Это сердце! — воскликнула она, нащупав пульс. — Бегите! Звоните в «скорую»!
Когда соседка скрылась в подъезде, Алла усадила няньку в подтаявший сугроб и быстро зашагала, толкая перед собой синюю коляску.
23. Ирина. История цирковой обезьянки
Ирине было грустно. Вот и кончились их страшные, но все же приключения. Сима вышла замуж за своего мафиози и, кажется, вполне довольна этим. Тома — та просто светится от счастья. Наверное, она тоже скоро станет «мадам». А они будут жить вдвоем с Аллой. И не страшно стариться, потому что они вдвоем. Стареть страшно, если ты один. Это не она сказала. Это тот старенький киноактер. Он сидел на скамеечке в больничном сквере с приятелем. Актер когда-то сверкал на советском киноэкране, а теперь был старенький, больной и несчастный. Приятель же, который всю жизнь завидовал звезде экрана, теперь тайком вовсю радовался, что он не так стар, не так болен и не так беден.
Не замечая этой радости, простодушный артист честно жаловался на свою жизнь.
— Ничего, зато как тебе все-таки повезло! — с плохо скрытой завистью говорил приятель.
— Да! Повезло! Представь себе, повезло! Оказывается, у этих людей вовсе не желудок вместо сердца, и эти нувориши тоже понимают, что такое достояние России!
— Конечно! — лицемерно поддакивал приятель. — Но ты так и не знаешь, кто перевёл деньги тебе на операцию?
— Представь себе, нет! А? Какая чистота души! Какое великодушие есть в этих людях, которых мы готовы проклясть, не зная их! Ведь это как в Библии: спасти и не объявиться, вот мол, я — твой спаситель.
— Да-а-а… Такую сумму отстегнуть…
Ирина, как всегда никем не замеченная, тихонько улыбалась на другом конце скамеечки. Сидит себе тихонькая то ли девочка, то ли старушка, почитывает журнальчик, ждет кого-то. Вечером она вычеркнула великого артиста из своего блокнотика — дело у него явно на поправку. А ей еще надо помочь той певице, что разбилась месяц назад в автомобиле, и той женщине с тремя детьми, и ещё своим, цирковым бедолагам. Ведь пенсии такие крохотные. Как хорошо, что у неё много денег!
— Уф!!! Успела!
Алла, вцепившись в коляску, от неожиданности этой встречи не могла вымолвить ни слова. Ее игра проиграна! За спиной накинувшейся на нее женщины флегматично маячил самый опасный из померанцевских псов. Поодаль торчали еще два охранника. От этих не убежишь.
— Уф! Я все-таки успела! Ну, знаешь! Такие фокусы откалывать! Ты что? В бразильском сериале играешь? В тюрьму захотела? И всех нас под монастырь? — орала прекрасная фурия.
— Как ты здесь оказалась? — выдохнула наконец Алла.
— Как, как! Через как! Пасу тебя, как влюблённый кралю. Достала уже, бегать за тобой по всему городу! Шпионю, караулю, стерегу! И допаслась. Ну, пастушка хренова! Ну, коза рогатая! Поговори еще у меня! Повыступай! Я тебе не Томка-размазня, спуску не дам, у меня не забалуешь! Давай, коляску в зубы и дуй назад!
Алла удрученно молчала. Немолодой интеллигентный мужчина, обходя скандалящую пару, внезапно обернулся и выговорил:
— Постыдились бы вы, девушка, на мать орать. Во-первых, вы на улице, а значит — в общественном месте. Во-вторых, сначала поработайте с наше, потрудитесь в поте лица, а потом чего-то требуйте.
— На мать? — опешила стройная красавица в прелестной шубке.
— Ну да!
Прохожий ушёл. А Алла так и осталась стоять с искаженным от плача лицом. Плечи её тряслись. Нет у неё дочерей. И никогда не будет. И ничего не будет. Ничегошеньки. Это вот у Симки есть дочь. А у неё — нет и не будет.
Внезапно красавица шагнула к ней и обняла её.
— Ну не плачь, не плачь! — бормотала она, поглаживая высокую костистую Аллу по волосам, как маленькую девочку. — Я же тебя люблю! Я же тебе плохо не сделаю!
— Почему он так сказал, этот идиот! Что мы мать и дочь. Какая я тебе мать?
— Наверное, ему показалось, что мы с тобой очень похожи! И подумал, что мы мать и дочь. А что? Я и не против. Ты умная, славная, моя золотая, я тебя очень-очень люблю! Прелесть просто! Обожаю! Верно, Герыч?
Бандит молча покорно кивнул.
«А не такой уж он и страшный», — вдруг подумала Алла.