Шайка светских дам

Рыночного торговца Аслана они «брали» в день отъезда за товаром. Брали «классически». В метро. Какая-то дамочка ткнулась в толпе в лицо Аслана своим дурацким, облезлым, скверно пахнущим беретом. Неинтересная дамочка, старая, тощая, испитая. Аслан чихнул и брезгливо отодвинул нахалку. Встряхнул головой и пошёл дальше. Того, кто почти минуту остолбенело торчал в обтекающей его толпе, по-бычьи натужно вертя шеей, он не запомнил. И маленького кого-то, всего миг копошившегося под правой рукой, не вспомнил тоже. И потом, уже сидя в постукивающем вагоне, долго разглядывал пустую внутренность барсетки. Ни билета, ни денег! К-а-агда успэли ма-а-ас-ковскые уркы?

А не обманывай несчастных бабенок, на трудовые гроши покупающих сапожки стремительно растущим дочерям! Не подсовывай дерьмо, которое через день размокнет и развалится! Не шепчи гадко на ухо: «Слышь, зэлэноглазая, айда в подсобку, я тебе эти батынки дарам падарю патом!»

Сам съезди своим «даром», дарагой!

Так веселился в тот год бог Меркурий.

5. Простые радости

Букет роз отказывался проходить в широко распахнутую дверь квартиры, чем вызывал совершенно поросячий восторг у очаровательной молодой блондинки. Красотка оглушительно визжала, прижимая к сердцу ручки с вычурным маникюром. Наряд ее состоял из невероятного наслоения всевозможных лоскутков самых ядовитых оттенков, грубо притачанных на линялое кружево, переходящее внизу в грязно-серые шаровары с пузырями на коленях. И тем очаровательнее было само существо, наряженное в эту немыслимую, но баснословно дорогую рвань. Золотисто-соломенная грива и огромные голубые глаза ну совершенно ни с одной из предыдущих героинь не вязались. И только скульптурная лепка высоких скул и нежная линия рта указывали первоисточник красоты. Сима! Очаровашка приходилась ей дочерью.

Красотка замолчала, потому что в груди у нее кончился воздух. Но тут кто-то с другой стороны букета начал нетерпеливо издавать индейские вопли.

— Да вытащите же это безобразие, наконец, из корзины, — постукивая каблучками, в прихожую вышла сама хозяйка дома. — Иначе придется на лестнице оставить.

— Мам, ты что! Как на лестнице? Такое чудо! Мне! Моё! — и блондинка, не обращая внимания на шипы, принялась тянуть на себя край корзины.

— Алёна, осторожно! — крикнула Сима.

Но было поздно. Злосчастная корзина, как это внезапно бывает, наконец проскочила в проем двери, и все ее содержимое огромным ворохом посыпалось на сбитую с ног именинницу.

Сима сама завизжала не хуже дочери, но успела упасть на колени и прикрыть той лицо своими ладонями. Зато всему остальному от острых шипов досталось! Тем более что сверху на все это великолепие почти свалились два столь же великолепных амбала, доставившие эту ношу. Сверкнула фотовспышка, и два голоса, женский и детский, торжественно провозгласили:

— С днем рождения!!!

В освобожденном проеме дверей радостно маячили Тома и её десятилетний сынишка Толик, такой же черноволосый и кареглазый, вылитая мать. Только худенький.

— Ой, — сказала Тома, сунула «мыльницу» сыну и кинулась спасать из-под цветочного завала подругу и виновницу торжества.

* * *

…Лечить уколы пришлось лечебной ванной по особому рецепту тети Аллы. И то после того, как из именинницы общими усилиями вытащили с пару килограммов розовых шипов.

— Зато будет что вспомнить, — мужественно защищала девочка щедрую дарительницу. — Теть Том, спасибо! Клево-о-о! В школе герлы от зависти удавятся, когда фотки покажу. Миллион, миллион всяких роз! Тра-ля-ля!

— Ага, — ворчала Сима. — Спасибо тебе, тётя Тома, что чуть без глаз нас не оставила.

— Да ладно, заживет через полчаса, — с достоинством вмешалась Алла. — Больно тебе ещё?

Она имела в виду руки Симы, тоже изрядно исколотые.

— Странно, но уже нет, — та придирчиво разглядывала ухоженные ладошки, ища следы урона.

— То-то, — довольно хмыкнула целительница.

— Ма-а-ам! — капризно донеслось из ванной. — А принесите сюда мои розы, чтоб я их видела!

Женщины растерянно переглянулись и уставились на кое-как запиханные в корзину цветы. Опять тащить это в дверь?

Хохотать старались беззвучно, чтоб не обидеть девочку.

— Одному я страшно рада, — прошептала Сима, указывая на кучу пестрого тряпья на полу. — Вот это безобразие больше ей носить уже не придется. Шипы из тряпок не выдрать! Ну никак не могла сегодня с нее содрать этот арлекинский ужас. Модно, и все тут!

— Не думаю, что он у неё последний, — с сомнением протянула Тома.

И, как всегда, была права. На цыпочках Сима провела подруг в комнату дочери и распахнула огромный, во всю стену, шкаф. Непривычная Алла даже зажмурилась от концентрации всего пестрого и блестящего. А Тамара только плечами пожала — когда-то мы сами были упрямы и любили все яркое.

С кухни, куда давно уже предусмотрительно просочился Томин отпрыск, пахло вкусненьким, но теперь запах поплыл совершенно невозможный.

— Похоже, у Ирки пироги готовы, — мечтательно протянула Тома.

— Точно! Пошли к столу, — спохватилась хозяйка.