«Федеральный прокурор знает про письмо, – наутро сообщил Педовиц Сигелу. – Им все известно о вас и Боски». Он мог не продолжать. Сигел не стал отпираться. Он обхватил голову руками и зарыдал.
«Я признаюсь, – сказал он, задыхаясь от рыданий. – Я виновен. Я сожалею. Я хочу поступить правильно».
Педовиц сказал, что он уже переговорил со своими партнерами и вынужден сообщить, что Wachtell, Lipton не может представлять интересы Сигела, поскольку фирма в свое время представляла слишком многих клиентов в сделках, в связи с которыми против него могут выдвинуть обвинение. Педовиц, однако, заметил, что может помочь Сигелу найти другого адвоката по уголовным делам. «Одни адвокаты противостоят обвинению, другие с ним сотрудничают, – сказал он. – Какого бы вы предпочли?» Сигел ответил, что примет решение только после разговора с женой.
Он поймал такси и поехал домой. Он понимал, что не может ничего предпринимать, не поговорив с супругой, но мысль о ее возможной реакции была для него страшнее всего на свете. Он боялся, что она от него уйдет. Пока такси медленно маневрировало в потоке утреннего транспорта, Сигел фантазировал о самоубийстве: не поднимаясь в квартиру, он выведет из гаража семейный фургон, покинет город и поедет по интерстейт 95 на восток, до моста через Майанас-ривер, и там, пробив ограждение, рухнет в воду. Сама по себе перспектива ухода из жизни была желанной, но при мысли о мучительной смерти утопленника Сигел побелел от ужаса.
Когда он вошел в квартиру, няня сказала ему, что его жена вышла за первыми рождественскими покупками. Сигел бесцельно слонялся по квартире. Всему, он знал, скоро придет конец. Через какие-то две недели его жене исполнится 36, а он собирается испортить ей праздник. Услышав, как хлопнула парадная дверь, он вышел в прихожую. Джейн Дей, нагруженная пакетами, удивилась, что муж дома, а не на работе, но принялась возбужденно рассказывать ему о сделанных покупках и о своих планах на предстоящие праздники. Сигел заставил себя ее прервать.
«Я должен тебе кое-что сказать», – произнес он, введя жену в гостиную. Когда она сняла пальто и села на диван, он закрыл обшитые деревянными панелями двойные двери. Сигел сел рядом с женой и взял ее за руку. Он глубоко вздохнул и начал: «Помнишь письмо, из-за которого я так расстроился, – то, что пришло в Коннектикут? Расстраиваться было из-за чего. Я совершил ужасную ошибку. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить».
Чувствуя по тону и поведению мужа, что с ним произошло нечто ужасное, Джейн Дей тотчас разрыдалась. Сигел продолжил рассказ, вкратце описав механику инсайдерской торговли на пару с Боски. Он не находил себе места от отчаяния. Джейн Дей продолжала всхлипывать, и Сигел с ужасом осознал, какую душевную боль ей причиняют его слова. Это было наихудшее переживание в его жизни.
«То, чем ты занимался, отвратительно», – выдавила его жена. Она сказала, что более всего в этой истории ее угнетает ощущение предательства, вызванное тем, что он ничего ей не рассказывал. Она сказала, что больше не может ему доверять.
Но даже после таких слов она ощущала всю глубину страдания и отчаяния супруга, и испытанное ею потрясение быстро уступило место страху перед тем, что он может покончить с собой. В этот критический момент она оказала ему должную поддержку. «Ты был хорошим отцом и мужем», – сказала она, нисколько не кривя душой, и опять расплакалась.
Примерно в час пополудни Сигел вернулся в офис Wachtell, Lipton и вновь встретился с Педовицем. «Я не хочу бороться, – заявил Сигел. – Я хочу во всем сознаться и загладить вину». В итоге он нанял Джеда Ракоффа, бывшего начальника отдела мошенничеств федеральной прокуратуры, ставшего партнером в Mudge Rose Guthrie Alexander & Ferdon. Ракофф приехал на встречу с Сигелом и Педовицем из расположенного в даунтауне офиса Mudge Rose. К моменту его приезда Сигел получил повестку от КЦББ. После звонка Педовица федеральная прокуратура предупредила КЦББ, что Сигел находится в Wachtell, Lipton, и туда была доставлена повестка.
Ракоффа поразило, что Сигел, явно будучи вне себя от горя, не пытается преуменьшать или отрицать свою вину. Тот в общих чертах рассказал Ракоффу о сговоре с Боски, не обойдя стороной его наиболее дискредитирующий аспект – выплаты наличными. Этот сговор был, по словам Сигела, не единственным его правонарушением. Он вкратце сообщил Ракоффу о своих контактах с Фрименом.