— Есть старая сказка, — заговорил Вахаб вместо ответа, — далеко отсюда, в башкирских горах растет из земли гора Яман-тау. Когда-то там жил великий и мудрый человек — Тагир. Он учил башкир дружной хорошей жизни, и женщины рожали много детей, а в горах паслись стада овец, бесчисленные, как звезды на небе. У Тагира был младший брат Бурсун, который завидовал ему. Он тоже хотел учить башкир, но Бурсун был жаден и двуязычен, и люди не слушались его советов. Тогда Бурсун связал спящего Тагира и отдал его на съедение горным орлам. Сам он нарядился в одежды Тагира, принял его лицо и наутро начал давать людям советы. Да советы его были так плохи, что люди стали ругаться между собой, обманывать друг друга. Наступило время неправды и лжи. Среди нашего народа до сих пор ходит молва, что не заклевали орлы Тагира. У этих горных птиц тоже была несправедливость, и Тагир научил их правильной жизни. Вот почему орлы никогда не дерутся между собой. Много веков башкиры уже разыскивают Тагира. Он жив, и они найдут его.
— У нас, у русских, тоже есть такая сказка, только конец у нее другой. Мы тоже долго искали своего Тагира и нашли его…
Старик поднял мутные глаза.
— У вас его тоже зовут Тагиром?
— Нет! У нас его зовут… Ленин.
Старый башкир опустил дрожащую от старости голову и длинными пальцами, похожими на засохшие коренья, задумчиво пощипывал свою редкую бороденку. В юрте тихо переговаривались мужчины, но, когда приподнялся Ракай, все стихло.
— Скажи, друг, говорят, что русские будут резать башкир. Зачем?
— А кто об этом говорил? Бай? Так вы не верьте этим плохим словам. Ваш Иштубай не хотел, чтобы дружили русские и башкиры, он не хотел, чтобы вы увидели новую жизнь. Вот скажи, Ракай, если ты встретишь меня в степи одного и безоружного, неужели убьешь?
— Нет, мы братья! — ответил немного смутившийся Ракай.
— Вот и давайте будем братьями, помогать друг другу, как хорошие добрые родственники.
В юрте поднялся оживленный говор.
— А как будет называться новый аул у Шайтан-горы? — громко спросила Зайтуна. На нее опять хотели закричать, однако вопрос оказался интересным. Петр Андреевич перевел вопрос геологам.
— Ну вот, Катюша, твой вопрос на повестке дня, — засмеялся Сергей. Петр Андреевич слегка нахмурил брови, но вдруг лицо его посветлело.
— Новый большой аул у Шайтан-горы, — сказал он так, чтобы слышали все, — будет называться Магнитогорск.
КОЗЛЕНОК
Сергей Пескарев пришел в копровый цех после десятилетки. Длинное помещение цеха с ферменной крышей и металлическими стенами встретило его оглушительным грохотом. Стояло марево от горячего шлака, взметались языки пламени и дыма, высоко над головой с ревом катались мостовые краны. Казалось, что механизмы без людей выполняют сложную работу. Немыслимо было представить, что здесь может находиться человек.
Сергею невольно вспомнились чьи-то предостерегающие слова: «Гляди, Пескарев! На горячем шлаке работать — не блины жарить».
Дождавшись конца смены, Сергей с удивлением смотрел на чумазых машинистов, собравшихся в конторке мастеров. Они были говорливы, шумно смеялись, обсуждая какого-то Дранкина. И тогда у Сергея родилось в душе чувство уважения и зависти к этим людям.
По первости было трудно. Пыль и соль от пота ели глаза и лицо. В голове стоял беспрерывный гул от сухого щелканья контактов, шума редукторов и скрежета катков.
Но так было свыше полугода назад. Сейчас цеховая «музыка» стала привычной, и Сергей полюбил ее. Привычной стала и работа в шлаковом отделении.
Сегодня Сергей работает с трех часов дня. До начала смены оставалось несколько свободных минут, и Сергей подошел к машинистам и такелажникам, сидящим возле электрощитовой будки. Здесь собрались в большинстве пожилые люди — старые опытные копровики. Некоторые из них с пренебрежением посматривают на новичков. Сергей давно уже заметил это и ему обидно, но он ничем не выдает себя. Но, пожалуй, самое обидное, что с таким же пренебрежением относится и Катька-Козленок — контролерша из ОТК, которая и сама работает всего какой-то месяц.
Не может Сергей равнодушно смотреть на Катьку. Или злость поднимается, или еще что-то непонятное… Не похожа Катька на других контролеров. Вот и сейчас она громко разговаривает с машинистом Гришей Кравченко.
— В следующий раз ползком обследую семидесятитонку, а негабарита не пропущу! Понял, бракодел несчастный! — Катя решительно встряхивает косичками, торчащими из-под ситцевого платочка, и уходит в конторку мастеров.
Сергей тоскливо смотрит девушке вслед. Она обратила на него внимание не больше, чем на придорожный телеграфный столб, а это, как всегда, здорово обидно…
— Ведь вот скрапина, — вздыхает Кравченко, — зацепилась за меня и царапает. Да что же я каждый кусок металла линейкой буду мерять! — восклицает он, с возмущением обращаясь к соседу Бурзаеву, ища у него поддержки.
— Молодой еще, — говорит Бурзаев, — не знаешь, как делать. Зачем все глядят, как грузишь? Надо тихо-тихо, немножко габарит сверху трусить, тогда пойдет. А что козел, что козленок, эта публика вредный.