Шайтан-звезда (фрагмент)

- Я не хочу ни на кого доносить, о аль-Асвад, - сказал грек, потому что мои молодцы кормятся с этого дела. Но если ты увеличишь им жалованье...

- Я увеличил им жалованье! - веско отвечал Ади, а Хабрур ибн Оман одобрительно кивнул и огладил бороду. - Я увеличил его на треть. Говори, о Юнис.

Обращение по имени было менее уважительным, чем обращение по прозвищу, но вот как раз с прозвищем у грека дело обстояло печально. Еще молодым его подобрали утром на улице со спиной, распоротой наискосок. После чего нельзя было не прозвать его Пораженным в спину. И вот уже двадцать лет носил он это прозванье. Как и Джеван-курд, он не получил прозвища-куньи по имени своего отца или своего сына, ибо его отца никто не знал, а о сыновьях он никому ничего не рассказывал.

- Дворцовые повара закупают продовольствия ровно на триста динаров, об этом тебе скажут все купцы, о счастливый царь, - тут Юнис усмехнулся. - На рынке очень удивятся и будут смеяться, если дворцовые повара начнут скупиться. И они воистину замечательно стряпают. Они уставят твою скатерть кушаньями не сорока, а ста сорока родов! Но как только они поймут, что повелитель и дворцовые женщины в этот день уже больше не попросят еды, они берут котлы и пробираются к выходу из харима, где их уже ждут горожане. И они продают лакомства, которых те никогда бы так вкусно не изготовили, за весьма умеренную цену. Не станет же царь Хиры проверять, что к ночи осталось на дне котлов!

- Хорошо, пусть будет триста динаров, хотя этих денег хватило бы на то, чтобы кормить в пути целое войско, - усмехнувшись, отвечал аль-Асвад. - Не унижаться же мне ради трехсот динаров! О Юнис, я и тебе увеличил жалование на треть. Чьи молодцы стоят возле всех дворцовых ворот - твои или Юсуфа аль-Хаммаля ибн Маджида?

- Я собрал всех своих молодцов, до кого дотянулась моя рука, сразу же, как стало известно, что ты входишь в Хиру, о аль-Асвад! - гордо сказал Юнис. - И они первыми встретили тебя, клянусь Аллахом! Мне не нужно было расставлять их возле входов и выходов - они сделали это сами!

- Как вышло, что они сохранили в душе верность аль-Асваду? неожиданно спросил аль-Мунзир, оправдывая свое прозвание Предупреждающего.

- Двое из наших погибли потому, что видели кое-что из проделок Хайят-ан-Нуфус, - мрачно поведал Юнис. - Третий уцелел, он-то и рассказал об этом деле. Мы спрятали его в городе, и если ты прикажешь - его принесут и он расскажет, как пятнистая змея приказала ночью тайно выносить из дворца сундуки с твоей добычей, о аль-Асвад.

- Что скажешь, о аль-Мунзир? - Ади повернулся к своему Предупреждающему.

- Скажу, что сейчас мы должны проверять всех и каждого, невзирая на обиды, - отвечал Джабир. - Пятнистая змея могла оставить во дворце своих соглядатаев. И врачи Хиры еще не разучились составлять яды - за большие деньги, разумеется! А женщина, что наложила руку на твою добычу, - обладательница очень больших денег.

Тут на лице Юниса промелькнуло некое сомнение.

Джабир, говоривший с аль-Асвадом, не заметил этого, зато заметил Хабрур ибн Оман.

- О начальник молодцов левой стороны, - обратился он к греку, чтобы не унизить того случайно ни обращением по имени, ни обидным прозвищем. - Ты знаешь что-то еще об этом деле.

- Да, знаю, но я боюсь зла для своих людей, - открыто сказал тот.

- О сынок, если молодцы что-то натворили, то это дело минувшее, и их непременно нужно помиловать, - сразу догадавшись, о чем сейчас пойдет речь, сказал аль-Асваду Хабрур.

- Я их помиловал, - с некоторым недоумением, но все же уверенно отвечал Ади. - Говори, о Юнис.

- Обладательницы больших денег и сокровищ обычно наряжаются сами и наряжают своих невольниц, о аль-Асвад, а пятнистая змея в последнее время сделалась скупой, как тот старый скряга, что уже не отличает четверга от субботы, - сообщил грек. - Некоторые из моих молодцов завели подружек среди дворцовых женщин...

- Так надо отдать этих женщин за них замуж! Вот это и будет им достойное наказание, клянусь Аллахом! - вмешался Джеван-курд, ибо такую замечательную мысль он был просто не в силах удержать при себе. - Даже младшая прислужница младшей невольницы царицы настолько изнежена и избалована, что мужчине проще сразу пойти и повеситься, чем угодить ей нарядами и украшениями!

- Она оставила для своих женщин лишь те наряды, в которых они выезжают в город, сопровождая ее, - добавил Юнис. - Куда подевались знаменитые золотые пояса, которые заказала для своей свиты твоя мать, о аль-Асвад, и китайские ткани, и ожерелья с бадахшанскими рубинами, не знает никто!

- Ну как, послушаем совета Джевана-курда? - спросил Юниса аль-Асвад. - Я простил твоим людям то, за что другие цари карают смертью, но должен же я совершить нечто такое, чтобы это дело всем запомнилось надолго?

- Сперва нужно узнать, как вышло, что женщины имели такую возможность, о мой брат, - вмешался аль-Мунзир. - Разве никто не охранял их?