Шакал (СИ)

— Потому что единицы могут ночь в степи пережить. Бродяги ездят по проторенным маршрутам. Максимум в районе одного светового дня пути. Больных на голову мало, — ответил Бурый. — Бандиты свои базы располагают в полудне пути от трасс.

— Заброшенные города, до которых могли дотянуться руки уже разобраны по винтику, — добавила Джули.

— Слушайте, а почему люди не остались в городах? Ведь можно было разбить поля и огороды рядом с ними.

— Вот возьмём этот городок. Люди пытались здесь остаться, когда началась война. Здесь был хороший бункер, в котором могли переждать атаку снарядов вплоть до ядерных. Здесь жрачки было на тридцать лет с учётом трёхкратного перенаселения бункера. Но никто не учитывает человеческий фактор. Внутренняя война за власть, фанатизм и желание пострадать. Люди любят страдать, считая, что через свои и чужие страдания они искупят свои плохие поступки. Мир рушится на глазах. Что делать? Искать виновных. А кто виновные? Мы сами. Мы виноваты в том, что случилось. Но вместо того, чтоб признать вину и попытаться выжить в новом мире, рассказать детям, что делать так больше нельзя, извлечь урок из ошибок, безумный учёный распечатал лабораторию и стал приносить жертвы цветкам. Человеческие жертвы.

— Гадость какая! — я аж сплюнул.

— Она считала, что делает доброе дело, — ответила Джули. — Что таким методом спасёт человечество. Людям надо во что-то верить. Когда наука предаёт, когда предаёт правительство, то происходит переосмысление жизни и вера принимает какую-то извращённую форму.

— Ты из этого города. Но раньше не возвращалась, — сказал я.

— Родилась здесь. Мама наукой занималась, а отец мастером установок был. Но это давно было, пока она с головой дружила и не хотела меня на съедение цветочкам отправить. Посчитала, что я принесла в этот мир апокалипсис, раз родилась в год начала войны, — Джули выпила залпом стопку и поднялась. — Темнеет. Надо нам закругляться.

— Почему через столько лет ты решила вернуться? Надеюсь, не для того, чтоб нас в жертву цветочку принести? — спросил я, посмотрев на неё.

— Деньги. Здесь их можно заработать быстро, — ответила Джули.

— Разомнём ноги? — предложил Бурый.

— Давай, — согласился я.

Мы отошли чуть в сторону от машины. Город был небольшой, но мощный. Массивный и мрачный. Когда я смотрел в его сторону, то на ум приходило кладбище с мраморными памятниками, которые порой ставили в рост человека.

— Металл режем и тут же грузим. Мы с тобой этим занимаемся, Джули на страже. В любом случае не расслабляйся. Не нравится мне этот город. И Джули не нравится. Рожа у неё грустная.

— Меня насторожило, если бы она была весёлая, — ответил я.

— Завтра можем натолкнуться на любую дрянь. Будь готов. По возможности прикрываем друг другу спины.

— Как и спину Джули.

— По возможности. Имеешь возражения? — Бурый покосился в мою сторону.

— Я тебе уже свою позицию по данному вопросу говорил, — ответил я. Бурый промолчал, но мне показалось, что он мне не особо поверил.

После самогона появилась лёгкость, а все проблемы стали казаться незначительными. Нервное напряжение начало отпускать.

— О чём вы там болтает? — как бы между делом спросила Джули.

— Да Бурый опытом делится, как девок при помощи денег и наглости кадрить, — ответил я, запрыгивая в машину и заваливаясь на сидение. Спать хотелось до безобразия. И желательно без кошмаров.

Кошмары пришли ночью, когда машина подскакивала на ухабах и куда-то неслась. Впереди были мутанты-цветы, которые нас хотели съесть, твари, Бурый с ножом около моего горла, плачущая Джуои и вой. Я же отказывался открывать глаза. Вроде и понимал, что это всего лишь сон, но было всё равно не по себе. Когда машина перестала качаться, я открыл глаза. На лобовом стекле сидело что-то невообразимое и скалилось. Лапы, похожие на усы муравьёв скреблись по стеклу.

— Охренеть, — пробормотал я, снимая рубашку.

— Ты чего делаешь? — спросил Бурый.

— Нахрен мне на эту рожу любоваться? — завешивая рубашкой лобовое стекло изнутри, спросил я. — Откроешь так глаза и заикаться начнёшь.

— Это закроет нам обзор.

— Бурый, а тебе не наплевать? Закроет и ладно. Если тварь пробьёт стекло, что мало вероятно, то нам хана. Отбиться не получится. Любоваться же на её морду всю ночь я не намерен. Давайте спать. Завтра пахать целый день, — укладываясь поудобнее на кресле, ответил я.

— При таком звуке? Заснуть невозможно.

— Плевать. Не хочу на дрожь силы тратить, — ответил я, вновь засыпая, про себя повторяя стишок про поле, девушку с венком и загадочной улыбкой. Это было лучше, чем думать о гадости…

Глава 8.Черта

Эта ночь была другой. Хоть и плохо, но я всё же спал. Кошмары мучили, но я отстранился от них. Утро я встретил довольно бодрым, в отличие от Бурого и Джули, которые варились в живом кошмаре всю ночь. В этот раз мы ждали два часа после рассвета, чтоб все твари точно разбежались. Пока ждали, то освободили кузов машины, паёк перетащив в кабину.

— Джули, на кой тебе столько ящиков консервов? — спросил я.

— На всякий случай, — ответила она.