Шакал (СИ)

— Извини, — она села со мной рядом. — Что теперь делать будем?

— Да ничего не сделаешь, — ответил я.

— Может встречный иск подать?

— Рая, я виноват. За каждое деяние надо нести наказание, — спокойно сказал я.

— Ты понимаешь, что назад не вернёшься? — осторожно спросил Санька. Я только плечами повёл. Чего тут говорить? И дураку ясно.

— Вас не травят?

— Пытались, но отец быстро напомнил, что ребята были не такие уж хорошие. Решили остаться каждый при своём мнение. Хотя люди нас стороной обходят.

— Негласная травля?

— Пройдёт, — отмахнулся Санька. — Мне этих не жалко.

— Как ты так можешь говорить?! — накинулась на него Рая. Санька увернулся от её кулаков. По инерции она пробежала несколько шагов и остановилась около стены.

— У меня там на счёту ещё деньги оставались. Раздели между собой, отцом и Раей. Я разрешения дам.

— Они тебе самому понадобятся, когда ты вернёшься! — сказала Рая.

— Ладно, сделаю, — не обращая внимания на Раю, ответил Санька.

— Вот и правильно. За мелкой пригляди.

— Куда денусь? Слышь, Рай, теперь под моим присмотром будешь.

— Иди ты…

— Э! Девочки не ругаются, — остановил я её.

Она хмуро посмотрела на меня. Подошла. Опять полезла обниматься.

— Я не хочу тебя оставлять здесь. Это не для тебя место. Подожди, мне будет восемнадцать лет и я тебя вытащу. А пока буду ненавидеть, что ты меня бросил. Что тебя не было рядом всё это время.

— Рай, давай без глупости.

— Это ты без глупостей. Мы же договорились быть напарниками. А напарники в беде друг друга не бросают. Ты не должен был так поступать со мной! Это подло. Вот и живи теперь с чувством вины! — смахивая слёзы, сказала она. После этого выбежала из камеры, дверь в которую даже никто из них не подумал закрыть. Куда здесь было бежать? Тварям на съедение? Я это понимал и они понимали.

— Потом привыкнет. Тебе там Света привет передавала.

— Только не говори, что обещала ждать возвращения.

— Нет. Она уже с другим мутит.

— Верно, жизнь не стоит на месте. Бывай.

— И ты держись, — ответил Санька.

Они ушли. Вновь ключ в замке отрезал меня от свободы и неожиданно для меня от чего-то важного. Я и не думал, что они так меня ценят и переживают. Для меня отношения в семье всегда были больше похожи на игру, а не на реальность. Как будто я играл в симулятор семьи. Не было ощущения родства с ними. Да я и не стремился это родство почувствовать, чтоб не разочароваться, не попасть под контроль. Глупо было жить и не понимать, что меня никто не хотел контролировать, а просто хотели общения. Общение — это ведь естественная потребность, как и уединение. Почему-то я это понял лишь сейчас.

Мы сами выбираем свой путь, сами решаем, как к нам будут относиться люди. Все решения за нашу жизнь есть лишь у нас. Впускать в душу тепло или создавать лёд, быть кем-то или оставаться слизняком. Я свой выбор сделал. Выбрал путь. Оставалось его придерживаться и больше никуда не сворачивать, как я уже делал до этого. Мне не хватало духа посмотреть вперёд, всегда были сомнения, что я не справлюсь с жизнью, поэтому было проще отступить, чем идти вперёд. Больше отступать и сворачивать я не собирался.

Дожди закончились через неделю. К тому времени я уже с ума сходил от одиночества. Со мной никто не разговаривал. Я чувствовал себя кем-то вроде чумного. Мне молча приносили еду, выводили до туалета, и всё. На этом больше никаких развлечений, кроме мыслей. Никогда в жизни я столько не думал, как в то время. Постепенно стены начали давить. Всё же хуже пытки для человека нет, кроме как остаться одному без дела, которое хоть как бы скрашивало время и заставляло это время двигаться.

Когда закончились дожди, то два дня дали, чтоб просохла дорога, а после этого меня погрузили в машину с охраной, которая должна была защищать караван. После этого потянулись однообразные дни пути.

Я ехал на заднем сиденье в наручниках и с кандалами на ногах. Разговаривать было запрещено. Максимум, что можно было это слегка поменять положение тела. Мы останавливались каждые шесть часов на полчаса, чтоб размять тело. Ночи проводили в фортах и городах, где меня определяли в камеру.