Шакал (Тайная война Карлоса Шакала)

Однако избавиться от полицейских оказалось не так-то просто. Карлос предложил им виски. Арран согласился, и атмосфера несколько разрядилась. Лейма взяла Марино за руку и усадила рядом с собой на кровать, заявив, что будет петь и играть на кватре. Она запела, а Карлос извинился и ушел в ванную. Он закрыл за собой дверь и незаметно достал свой чемодан. Когда несколько минут спустя он вышел, чешский автоматический пистолет уже находился у него в заднем кармане брюк.

Аррана протесты Карлоса не убедили, и он попросил Ду привести Мухарбала. Пытаясь разрядить обстановку, он начал расспрашивать студентов об их политических взглядах. Те ответили, что придерживаются левого направления, но против насилия.

— Если вас не интересует политика, то чем же вы занимаетесь? — спросил Карлос.

— Я охраняю безопасность граждан, — ответил Арран.

— Понятно, ДСТ, — прошипел Карлос, указывая на него пальцем.

Донатини, которому до смерти надоело ждать, был рад приходу Ду. До этого момента его единственное развлечение заключалось в разглядывании фланирующей публики из-за окон душной машины. В самом начале одиннадцатого все трое пересекли пешеходный мостик над двором. Их приветствовала венесуэльская песенка “Барловенто”, доносившаяся из открытых окон квартиры:

Барловенто, Барловенто,
Серебром звенит там-там,
Негритянка с красной лентой
Приходи. Я буду там.

Они начали подниматься по узкой лестнице.

Донатини был изумлен, когда, войдя в квартиру, увидел комиссара Аррана со стаканом виски в руке. Рядом на кровати сидела какая-то юная особа, аккомпанировавшая себе на каком-то музыкальном инструменте. И лишь Карлос стоял в стороне, выпадая из общей атмосферы. Он приглаживал волосы в тот момент, когда Мухарбал вошел в комнату, и был поражен тем, как тот изменился. “Мишель был просто неузнаваем. Казалось, он впал в летаргию. Несомненно, это было следствием психологических или физических мучений, перенесенных им”.^{127}

Смущенный видом комиссара Аррана, пьющего вместе с Карлосом виски в подобной компании, Мухарбал попросил внимания. Ду спросил его, узнает ли он кого-нибудь из присутствующих. Ливанец поднял руку — он был так слаб, что не мог сдержать дрожь — и указал на Карлоса. Срывающимся от усталости голосом он подтвердил личность человека, которого до сих пор называл Нуреддином. “Вот он. Это тот человек, который нес мой чемодан”.

Карлос замер, а затем резко выкинул вперед руку с пистолетом. Лейма увидела лишь “огонь или вспышки”, которые ослепили ее.^{128} Она услышала сухой треск очереди, потом закрыла голову руками и упала на кровать.

Мухарбал рухнул. Его шея была пробита пулей, которая вошла ниже правого уха, задела позвоночник и вышла около левого уха. Карлос, по свидетельству одного из присутствующих, “палил как сумасшедший”.^{129} Однако в этом безумии была своя логика. Он уже понял, кто был старшим из трех офицеров ДСТ, и направил пистолет на комиссара Аррана, который стоял справа от него. Но когда Карлос нажал на курок, ветеран Второй мировой войны резко пригнулся. Пуля прошла по касательной, распоров могучую шею комиссара.

Арран, ударившись лицом о паркетный пол, сломал два зуба, но все еще оставался в сознании и слышал продолжающуюся стрельбу. Донатини, стоявший ближе других к Карлосу, был убит пулей, попавшей ему в верхнюю губу; выстрел был произведен с такого близкого расстояния, что все лицо Донатини оказалось обожженным порохом. Ду чуть не удалось увернуться, но он был ранен в правую руку. Сила удара развернула Ду, и Карлос выстрелил снова, пропоров ему щеку. Следующий выстрел пришелся в основание черепа. Ду и Донатини упали рядом, и их кровь, смешиваясь, начала впитываться в коврик на полу. Карлос действовал настолько быстро и с такой холодной расчетливостью, что никто даже не успел скрыться в коридоре, который находился в нескольких шагах. Тела лежали на расстоянии нескольких футов друг от друга.

Ниже этажом завершался ужин у Инкарнасьон Карраско. Она стояла у двери, провожая одного из гостей, когда две пули, пробив потолок, врезались в пол. Карраско увидела человека, который несся вниз по крутой лестнице, перепрыгивая сразу через четыре ступени.

Фотограф Оливье Мартель, живший на первом этаже и тоже уставший от раздававшегося сверху шума, услышав выстрелы, бросился к окну. Он увидел силуэт человека, который держал в руке длинноствольный пистолет. Человек перебежал через пешеходный мостик, настил которого затрещал под его весом, спрыгнул во двор и начал карабкаться по лесам, стоявшим у четырехметровой стены, которая отделяла один внутренний двор от другого.^{130} Еще через несколько мгновений раздался женский крик: “ Боже мой, что происходит?”