Шакалота. Птичка в клетке

Я думала, время нельзя поставить на паузу. А сейчас, в один из самых тяжёлых моментов моей жизни, кажется, будто время намерено ход замедлило — издевается. Позволяет гостям Светлаковой вдоволь насладиться зрелищем. Позволяет им смотреть на меня во все глаза, шептаться, смеяться, или просто молчать в замешательстве от увиденного — что ещё хуже.

Кричите! Смейтесь! Презирайте!

Не молчите!

Слишком тихо… в голове. На душе. Везде… слишком тихо. Не чувствую тела, не чувствую себя во вселенной, словно призраком стала, которого все видят, но не знают, как правильно реагировать на его присутствие. А призрак… и сам не знает, что он, кто он, зачем и для чего вообще существует.

Костя…

Костя…

«Костя!», — всё, что звучит в голове. Так ясно, так громко, будто кто-то губами прижимается к уху и с надрывом кричит его имя.

Костя… ты жил во мне. Твоё сердце… твоё однажды полюбившее меня сердце билось во мне. А я не знала. Я… я ничего не знала.

— Я не знала… Не знала… — не осознаю, что бормочу себе под нос. Даже слов собственных не разбираю. — Не знала, — растерянно кружусь на месте, глазами полными горьких слёз скольжу по лицам, чувствую, как их взгляды до костей прожигают. Хочу уйти. Хочу сбежать. Хочу исчезнуть!

Грохот. Чей-то крик. Удивлённые вздохи. И экран гаснет, успев продемонстрировать застывшую мигающую картинку и длинную трещину пересекающую его по диагонали. На полу валяется стальной стул.

Гостиная вновь погружается в темноту, но я успеваю разглядеть высокий силуэт проворно пробивающий себя дорогу сквозь возмущённую толпу гостей Светлаковой. Макс.

А вот и виновница торжества, так и светится белым пятном на общем фоне серой массы. На меня смотрит. Идёт ко мне. Так медленно, будто и время на её стороне — жестокий спецэффект подаренный на день рождения для того, чтобы я почувствовала себя ещё меньше, ещё несчастней, ещё униженней рядом с королевой, лицо которой светится так же ярко, как зеркальный шар над нашими головами.

— Я же говорила: сегодня будет много сюрпризов, — победно улыбается, замерев в полушаге от тела, которое я практически не чувствую. — Я не хотела этого делать, честно, но… ты вынудила меня, Багрянова. Никто не имеет права забирать то, что принадлежит мне.

У меня нет слов. Что такое слова? Что такое говорить? Я не помню. Не умею.

Касается пальцами моей щеки, скользит к уху и якобы на сожалеющем вздохе заправляет локон мне за ухо, а я даже не могу отстраниться. Я ничего не могу.

— Ты проиграла, Багрянова. Снова. Не знаю, что значила вся эта ваша гнилая интрижка с Оскаром, но я тебя предупреждала, просила остановиться. И если бы ты меня послушалась, мне бы не пришлось копировать у Дена флэшку и поступать так жестоко. А это очень жестоко, — слабо пожимает плечами, будто с досадой, — но я не могла отдать тебе Макса. Просто не могла проиграть такой, как ты.

Смотрит. Ответа ждёт. А у меня нет его. Голова идёт кругом, ноги ватные — почти не чувствую их, перед глазами плывёт, хоровод лиц превращается в чёрные точки, как сквозь вату в ушах слышу их голоса…

— Чего молчишь? — Вероника пытается до меня достучаться. — Сказать нечего? — Терпение начинает терять. — Эй! Я с тобой разговариваю! Отвечай! — Хватает меня за плечи и встряхивает. — Багрянова! Ты проиграла! ПРОИГРАЛА! Макс никогда не будет с тобой! Он просто не сможет видеть тебя изо дня в день! Не сможет жить с мыслью о том, что в твоей груди бьётся сердце его лучшего друга! Это ты понимаешь?! Ответь мне! — Встряхивает. — Ответь, сука!

— ДРАКА-А-А!!! — чей-то вопль со стороны вынуждает Веронику оставить меня в покое и уже спустя несколько секунд скрыться в толпе спешащей на улицу.

В дверях образуется пробка, крики становятся громче, включается свет.

Кто-то подхватывает меня под руку и тянет вслед за остальными. Зоя. Не слышу её… а она что-то кричит. Взглядом умоляет, сжимает мою руку в своих, практически плачет. Лишь по губам читаю — моё имя произносит.

Мне плохо. Мне физически плохо. То, что происходит с моим организмом в данный момент, лишь отчасти имеет отношение к тому, что я сегодня услышала, увидела… Что-то не так с моей головой, со зрением. Меня трясёт, бросает то в жар, то в холод. Сердце стучит на износ, как ошалелое. Грудь тисками сжимает. И одновременно такая слабость по телу разливается… практически умиротворяющая, прекрасная слабость. Она мне нравится.

— Лиза… — будто из-под воды прорывается в сознание голос Зои. — Мы… уедем… сейчас… Держись… Всё… хорошо… Лиза? Тебе плохо?.. Ты ведь не пила?.. Не принимала ничего?.. Боже, скажи что нет, девочка.

Воду.

Я пила воду из пластиковой бутылки, которую вручил мне Оскар.

Которую вручил мне Оскар.

Боже…

Это конец. Финишная черта, которую я вот-вот переступлю. Вот-вот… ещё шаг, ещё немного…

Оказываемся на улице. Дождь идёт. Не сильный… наверное. Холодный… наверное. Не чувствую капель ударяющих по коже, чувствую лишь острую боль в груди, и как сознание медленно, как колыбель раскачивается. Так заманчиво раскачивается, убаюкивает.