Стоял саркофаг, не такой уж громоздкий, черного дерева, с условно намеченными линиями покоящегося тела и единственным украшением – маска на крышке пыльно блестела в луче чуждого электрического света. А по стенам шли люди… силуэты людей… тени людей? Длинная череда практически одинаковых фигур, следующих в скорбном молчании. Ниже замер в ожидании ряд сидящих фигур – с опущенными головами, то ли нагие, то ли в набедренных повязках. Понятно, сейчас встанут и двинутся в путь. Роспись казалась почти монохромом, только бьющий в упор луч фонаря убеждал, что это не черные линии на белой штукатурке, а сложно уловимые оттенки коричневого и серого. За саркофагом стена выглядела почти пустой: цепочка иероглифов под потолком и единственный рисунок. Сидел на стене задумчивый крупный бабуин, вполне себе обезьяньей, без всяких божественных признаков, внешности. Но устроился уверенно, можно сказать, по-хозяйски. Видимо, все-таки бог с простецким именем Бабан – вон как снисходительно на людишек поглядывает. Под ногами нарисованного бабуина ждали вполне реальные сосуды и ларцы с мертвецким приданым. Видимо, немалой ценности барахло – с виду нетронутое. Но шмонать и рыться в чужом (и чуждом) имуществе Катрин не испытывала ни малейшего желания – счастья такие сувениры явно не принесут. Бабуин хоть и помалкивает, но однозначно намекает.
А вот изображения того, кого нервно искал взгляд архе-зэка, вообще не оказалось. Не так уж велик склеп, пусть и кажется, что нет замкнутых стен, уходят же куда-то люди-тени. Определенно уходят-исчезают, что несколько давит на подсознание. Не пугает, а именно давит-беспокоит своей необъяснимостью. Еще Катрин поразил запах. Здесь пахло не могильной пылью, и не иссохшим за тысячелетья содержимым роскошного чулана. Чем-то иным, странным…
На пол бухнулся Вейль – за последнее время он разительно похудел, но все равно оставался самым крупным и увесистым из исследователей, и в тесном шурфе ему пришлось нелегко. Шеф осмотрелся, водя широким лучом фонаря, и чихнул, прервав благоговейное молчание счастливых ученых и примкнувшей к специалистам архе-зэка. Следом за шефом скатился доктор – этот и осматриваться не стал, сразу уставился на саркофаг.
Это да, древний гроб того стоил. Лаконичный и (да простят нам боги это святотатственное слово) стильный. Шпионка ощутила даже некоторую зависть. Легкую. Прилично вот людей хоронили, без пафоса и китча. А с тобой еще непонятно как станется. Впрочем, может повезет, где-нибудь на свежем воздухе лягут кости. Птички, суслики, стрекозки… Смотри на мир, улыбайся белым ликом, даже масок никаких не надо, незачем драгметаллы переводить, пусть и на высокохудожественные культовые изделья. Кстати, вот рассматривать маску на саркофаге Катрин почему-то не хотелось. Издали видно что лицо молодое, вроде бы женское, красивое. Впрочем, не в привычках древних мастеров состоятельных покойников уродами изображать, имели уважение к заказчикам.
— Сказано, что здесь покоится «царственная женщина бога, имени которой нет», – перевела иероглифическую надпись профессор. – Странный титул.
— Возможно, «царственная подруга бога»? – робко предложил свой вариант толкования младший научный специалист. – Здесь не так очевидно.
— Алекс, будь любезен не выдумывать! Тогда возможно прочтение «царственная наложница бога», что явный нонсенс. Следует изучить остальные надписи, – профессор де Монтозан принялась извлекать из чехла фотоаппарат, руки ее тряслись от восторга.
— Значит, это саркофаг принцессы? Если она царственной крови? – подал голос крайне любознательный доктор.
— Мы не можем исключать такого варианта, – осторожно подтвердил «Латино».
— Кто бы ни лежал в гробу, тут он в компании, – хмыкнула Катрин, направляя луч фонаря себе практически под ноги.
Скелет лежал вытянувшись вдоль стены, словно заранее позаботился отодвинуться от ног спустившихся гостей. Какой предусмотрительный.
— Кто? Ах, этот… — профессор неохотно сделала несколько шагов назад, тоценила кости. – Видимо, одному из древних грабителей все же удалось проникнуть в погребальную камеру. Впрочем, ничего стащить подлец не успел.
— Да он вроде и не пытался, – пробормотала Катрин, глядя на невесело скалящиеся зубы и сложенные на грудной клетке кости рук представителя вороватого одиннадцатого века до н.э.
— Что же здесь странного?! Остался в одиночестве и без света, запаниковал, безвольно сдался парализующему страху смерти. Они же были ужасно суеверны. Сердечный приступ или что-то вроде того, – пояснила де Монтозан, наводя фотоаппарат на стену и делая пробный снимок без вспышки.
Археолог из Катрин был никакой, но в смертях она немного разбиралась. Пробиваться в погребение и долбить камень суеверие грабителю ничуть не мешало, а как свалился, ужаснулся и сразу помер? Сомнительно.
— Итак, «Царственная, имени которой нет», ты попала в хорошие руки, – провозгласила профессор, осторожно шагая к саркофагу. – Начнем с твоего последнего приюта. Если не ошибаюсь, тут у нас…