Шакалы

Гуров вспомнил свой недавний разговор с замминистра, который тоже пытался вникать в подробности, понял, что и переход на «вы», и вопросы финансиста объясняются тем, что он с кем-то разговаривал о Гурове и выяснил нечто, магнату не понравившееся.

Сыщик молчал, лишь пожал плечами, сел и закурил без приглашения. Пауза затягивалась, тогда Гуров привстал, забрал со стола паспорта своих людей, положил в карман.

– Ладно, ладно, я не прав. Извините, – сказал хозяин, возвращаясь в кресло. – Нервы. Я же не знаю ваших правил игры.

– А мы ни во что не играем. Вы манипулируете деньгами и судьбами, мы рискуем судьбами и жизнями. А если у вас не в порядке нервы, не забирайтесь так высоко, голова не будет кружиться.

– Давайте паспорта, завтра к полудню и визы и билеты будут в порядке.

– Учтите, я считаю до трех, а уже два с половиной. – Гуров вернул паспорта на стол. – На кой черт вам понадобилось разговаривать с Бардиным?

– Он позвонил сам, меня удивило, что он не в курсе командировки людей в Париж.

– Человеку не следует знать больше, чем ему необходимо. Он чиновник, значит, лицо подчиненное. Ему могут задать вопрос, он будет вынужден либо солгать, или сказать правду, которую я обнародовать не хочу, – ответил Гуров и без всякого перехода продолжал: – Юрий Карлович, кого вы и ваши соратники хотите видеть Президентом?

– Генерала де Голля, – мгновенно ответил Горстков.

– Невозможно, – спокойно ответил Гуров. – Шарль не был не только в Политбюро, даже не занимал должность секретаря обкома. Народ бы ему не поверил.

– Вы правы. – Хозяин тяжело вздохнул. – Пусть остается прежний, спаси нас бог от всяких перемен.

– Значит, вы на предвыборную кампанию денег не даете. У президентской команды многого нет, но деньги имеются.

– Вы на мои вопросы не отвечаете.

– Мне интересно, куда вы вкладываете капиталы, мне надо знать, на чем вас можно прихватить. Если я буду знать, на что давят, то узнаю, кто давит.

– Ни один финансист не работает в одиночку, всегда существует упряжка. Пусть я коренник, но обязан считаться с пристяжными. Иначе возок опрокинется.

– Я заглядываю слишком далеко, дурная привычка, – сказал Гуров. – Будем надеяться на лучшее. Хотя я предпочитаю знать как можно больше.

– Учитывая поездку в Париж, вы мало взяли у меня денег, – сменил разговор Горстков.

– Будете завтра разговаривать с дочерью, поинтересуйтесь, когда она собирается вернуться?

– Я переговорю с ней еще сегодня, – хозяин взглянул на часы. – Может, продлить ее вояж?

– Лучше, чтобы она не задерживалась.

– Тогда следует привлечь к делу Нину. Мать в большем, чем я, авторитете. И супруга может ее по-женски чем-то соблазнить.

– Но финансируете поездку вы, – удивился Гуров.

– У Юлии кредитная карточка, – усмехнулся хозяин. – А если ей неожиданно понадобятся наличные, то в Париже найдутся люди, которые с удовольствием выдадут необходимую сумму.

– Лучше, если ваша дочь вернется быстрее, – повторил Гуров.

* * *

Эйфелева башня стояла на своем месте.

Бывший майор милиции и старший опер угро Илья Карцев смотрел вверх, и у него слегка кружилась голова.

– В кино и по телику она не такая здоровая, – констатировал он и вздохнул. – Столько чудес на свете, мы, как кроты слепые, живем. Я прошлым годом в Болгарии был, так там наше Черное море совсем другое.

Стоявший рядом Валентин Николаевич Нестеренко голову не запрокидывал, оглядывал улицу. Заметив, что сидящий в машине Еланчук улыбается, отставной полковник сказал:

– Кончай, Илья, надо и честь знать. Человек нас встретил, по магазинам водил, возил по городу, а он далеко не мальчик.

– А где парижанки? – спросил Илья. – Чернявенькие худышки, что шастают вокруг, и есть знаменитые парижанки?

– Ты зачем прилетел, майор? – Нестеренко разозлился и подтолкнул товарища в сторону машины, за рулем которой сидел Еланчук.

Бывший полковник КГБ, ныне сотрудник Интерпола Юрий Петрович Еланчук, худощавый, ладно сложенный брюнет, лет около пятидесяти, наблюдал за соотечественниками с легкой улыбкой. Так взрослый смотрит на детей, которые своим поведением особо не радуют, но что с них спросишь – возраст, да и любишь их, чертей, опять же.

Когда оперативники подошли, Еланчук легко выскочил из машины и, указывая на лежавшие на заднем сиденье пакеты, сказал:

– Одежду, что мы вам купили, уложите в свои чемоданы. – Он открыл багажник.

– Как скажете. – Нестеренко взял из багажника свой чемодан и спортивную сумку. – Только к чему? Пакеты здешние, фирменные.

– Мы русские и не можем краситься, Юрий Петрович, – поддержал товарища Илья.

– Русские, русские, и пакеты фирменные, – улыбнулся Еланчук. – Только я вас повезу в гостиницу, постояльцы которой не покупают вещи в «Тати», – он указал на фирменные пакеты магазина. – Французы страшные скупердяи, но снобы.

Когда обновки переложили, расселись в машине и тронулись, Илья не удержался и спросил:

– Юрий Петрович, мы будем жить в дорогом отеле?

– Отнюдь. Обыкновенный отель, но он расположен в Латинском квартале, имеет определенную репутацию, свои обычаи и клиентов. Вы, русские, бизнесмены средней руки, вам не следует обращать на себя внимание.