Шах королеве. Пастушка королевского двора

Беатриса оглянулась по комнате и подошла к углу где в тянувшемся от пола до потолка борове виднелась небольшая дверка. Вчера, когда краснощекая Серафина отвела Беатрису в эту комнату, она на вопрос проезжей, каким образом позвать в случае нужды прислугу, указала на эту отдушину. Боров, видневшийся в углу, шел от кухонного очага, находившегося в нижней, общей, комнате гостиницы. Играл ли тут роль надочажный колпак или в самом канале борова была какая-нибудь случайная особенность, обусловливавшая акустически каприз, но только дымоход являлся отличной разговорной трубой: достаточно было открыть отдушину и погромче крикнуть в трубу, чтобы Серафина, вечно возившаяся у очага, услыхала призыв.

Теперь Беатриса убедилась, что боров действительно великолепно справляется со своей косвенной обязанностью, потому что стоило ей один раз крикнуть в отдушину: «Серафина», – как в ответ послышалось грубоватое: «Иду!» – и через несколько секунд лестница тяжело затрещала под массивными стопами высокой, плотной орлеанезки.

– Ну, что мой слуга? – озабоченно опросила Беатриса вошедшую.

– Ой, барышня, плох совсем старикашка! – ответила Серафина. – Вчера мы с хозяйкой его, словно малое дитя, уложили в постель, а сегодня он и двинуться не может! Уж утром хозяйка напоила его горячим вином с кореньями, и старичку…

– Стало лучше? Не сомневаюсь, потому что моему Тибо вино всегда помогает, даже… без кореньев! Но скажи, милая, он жаловался на что-либо? Или это – просто усталость?

– Надо полагать, что усталость и больше ничего! Да ведь и то сказать – в один день отмахать в седле почти пятнадцать лье! Да ведь это и солдату впору, а не то что такой молоденькой барышне со стариком! Ну, да старик-то крепенький, и достаточно ему будет отлежаться дня два…

– Дня два! – с ужасом подхватила Беатриса. – Милая Серафина, ты мне ужасно нравишься, но за эти слова я от души желаю… типун тебе на язык! Два дня, когда я рвусь вперед и хотела бы поехать сегодня же! Но ведь я высохну со скуки в этом ужасном гнезде!

– Напрасно обижаете, барышня, – с легкой обидой в голосе заметила Серафина, – Божанси – город, как город!

– Да что же я буду здесь делать? Есть здесь, по крайней мере, хоть на что посмотреть?

– Посмотреть? И смешная же вы, барышня! Словно Божанси – не город, а ярмарочный балаган! Чего у нас смотреть? Ну, церковь есть… дом себе мэр выстроил, знатный дом! Мост каменный есть на Луаре – очень старый; отец Бенедикт говорил как-то, что его, мост этот, еще до Рождества Христова выстроили. Ну, а делать что? Господи, да что благородной барышне такого особенного делать? В церковь сходите помолиться, погуляйте – у нас под городом очень хорошо, а хотите – у нас лодка есть, вас работник покатает.

– Покатает! – презрительно фыркнула Беатриса. – Уж если я захочу покататься, то поеду сама! Однако помоги мне одеться поскорее, милая Серафина, и я спущусь посмотреть на своего старичка; быть может ты окажешься неправой в своем злопророчествовании, и мне удастся гораздо раньше вырваться из божансийского пленения!

II

Спустившись к Тибо, помещенному в небольшой комнатке нижнего этажа, Беатриса должна была убедиться, что Серафина была отчасти права. Как заверил Тибо, двух дней ему для отдыха, конечно, не понадобится, но и сегодня он тоже встать с кровати и отправиться в путь не мог. Старик чувствовал себя совершенно разбитым, день полного отдыха был ему совершенно необходим, и Беатрисе предстояло провести целые сутки в этой глухой провинциальной норе.

– Ах, Тибо, Тибо! – с капризным отчаянием воскликнула барышня. – И надо же было тебе расклеиться, когда я так стремлюсь скорее вперед, вперед! Не мог ты свалиться в Париже?

– Что же делать, мамзелечка, – слабым, голосом ответил старый Тибо, вынянчивший Беатрису и души не чаявшей в ней, – говорил ведь я – «тише едешь, дальше будешь»! Вот и вышло по-моему!

– Да все бы ничего, – с досадой ответила девушка, – если бы только здесь не было так нестерпимо скучно! Целые сутки! Боже, чем их наполнить?

Не успела Беатриса договорить последнюю фразу, как на улице раздался быстрый лошадиный топот. Молодая девушка обернулась к окну, выходившему на улицу, и увидела, что к гостинице подъезжает какой-то всадник и уже осадил лошадь у ворот. Всадник был молод, красив; все, несмотря на нарочитую простоту одежды, изобличало в нем благородное происхождение, и Беатриса сейчас же подумала: «Гм… Если этот молодчик остановится здесь, то пожалуй, я… не очень проскучаю этот день!».

С этой мыслью девушка принялась разглядывать спешившегося всадника, к которому подскочил работник гостиницы, с поклоном принявший повод коня. Новоприбывший шел прямо к окну, у которого стояла Беатриса, умышленно вставшая как можно больше на виду. Однако юноша только скользнул рассеянным, невидящим ввозом по ее фигуре и ровно ничем не выдал, что его внимание хоть сколько-нибудь привлечено ею.