Шах-наме

Из той деревни выехав хорошей,
Достиг земли, колючками заросшей.

Бедняк рубил колючки топором.
Властитель с ним заговорил с добром:

«Колючек ты предпринял истребленье,—
Скажи, кого ты знаешь в том селенье?»

«Там Фаршидвард живет, — сказал бедняк,—
Не пьет, не ест, он вечно бос и наг.

Ста тысяч у него овец отменных,
По стольку же коней, верблюдов ценных,

А сколько денег он зарыл в песок,—
Чтоб он сгорел, чтоб он истлел, иссох!

Нет близких у него, детей, супруги,
Он жадностью известен всей округе,

Зерно продай он, — верится с трудом! —
Наполнил бы деньгами целый дом!

У пастухов его полно припаса,
В горячем молоке готовят мясо,

А сам он ест с дешевым сыром хлеб,
Он к собственным страданьям глух и слеп»

Сказал Бахрам: «Ты отвечаешь честно,
Число его овец тебе известно,

Но знаешь ли, где у него стада,
Дорогу нам укажешь ли туда?»

Ответил тот: «О всадник без порока,
До пастбища отсюда недалёко,

Там у него отары, табуны,—
Боюсь, что будут дни его черны!»

Шах молвил: «Станешь лучшим ты из лучших»,—
Дал денег собирателю колючек.

Велел он, чтоб помчался на коне
Муж, сведущий в совете и войне.

Бихрузом звался этот воин смелый,
На службе у владыки поседелый.

Сто всадников послал с богатырем,
Достойных, честных, движимых добром.

Послал дабира, опытного в счете,
Умелого в счислительной работе.

Крестьянину сказал: «Твой труд хорош,
Сбирал колючки — золото пожнешь.

Дорогу людям покажи с охотой,
Владей от тех сокровищ частью сотой».

Крестьянин, Дилафрузом наречен,
Был крепок, и вынослив, и силен.

Ему коня вручил глава вселенной,
Сказал: «Помчись, как ветер дерзновенный».

Стал светом мирозданья Дилафруз,
Пришел — вступил с победою в союз.

Отряд повел он по лугам, полянам,
Там счета нет ни овцам, ни баранам,

Верблюды землю давят тяжело,
И десять караванов — их число.

Коров двенадцать тысяч было дойных
И столько же быков, хвалы достойных.

Коней, верблюдов, — их не ведал мир,—
По двадцать тысяч насчитал дабир.

Степное солнце в их пыли погасло,
В корчагах глиняных — коровье масло,

Сыров, иным неведомых местам,
Верблюжьих вьюков триста тысяч там.

В горах и долах — овцы и бараны,
А горы, долы были безымянны.

Бихруз, богатства эти сосчитав,
Послал письмо властителю держав:

Он господу вознес хвалу сначала,
Чтоб длань его победу ниспослала,

Затем царя восславил: никогда
Пусть не приблизится к нему беда!

И написал: «О царь со светлым ликом,
Даришь ты радость малым и великим!

Скажи, где доброты твоей предел?
Причиною не будь недобрых дел!

Все в меру хорошо, — нет лучших истин,
О шах, так будь же в меру бескорыстен!

Тот Фаршидвард, что жизнь влачил в глуши,
Неведомый ни для одной души,

Чьего не знали темного прозванья
Ни в битве, ни во время пированья,

Что жил, и крохи малой не даря,
Не признавал ни бога, ни царя,—

Тоскует, с виду нищий, неприметный,
Меж тем его сокровища — несметны.

Шах, доброта твоя — как бы порок:
Прости, я слово резкое изрек!

Богатства отбери — и на три года
Получишь новую статью дохода.

Для описи добра — со всех концов
Мы пригласили счетчиков, писцов.

Их сгорбила тяжелая работа,
Но до сих пор не кончили подсчета!

Еще скажу: сокровища лежат
В земле — и больше этого стократ!

Сижу, с богатств я не спускаю глаза,
Жду, повелитель, твоего приказа,

Да будет вечен дней твоих поток,
Покуда есть основа и уток!»

Велел гонцу спуститься с гор в долину,
Послание доставить властелину.

Бахрам, прочтя письмо, почуял боль,
Слова упали на сердце, как соль.

В глазах блеснули слезы цвета крови,
Нахмурились воинственные брови.

Позвал дабира, чтоб исполнить долг.
Потребовал перо, китайский шелк.

Сперва восславил бога мирозданья,
Владыку счастья, господина знанья,

Зиждителя престолов и венцов,
Властителя царей и мудрецов.

Писал он: «Если бы всегда ко благу
Стремился я, то раскусил бы скрягу.

Хотя богач — не вор и не злодей,
Хотя к беде он не привел людей,

Он оказался бессердечным, черствым,
Не представал пред господом с покорством.

Он жил, умножить прибыли спеша,
А между тем на убыль шла душа.

В юдоли сей овца не лучше волка,
Равно от них нет никакого толка.

В земле зарытых жемчугов не счесть,—
Нельзя одеться в них, нельзя их съесть!

А мы ни стад, ни пашен, ни жемчужин
Не отберем: нам бренный мир не нужен!

Ушли, — и мир без них суров и хмур,—
Царь Фаридун, Ирадж, и Салм, и Тур.

Кавуса нет, нет больше Кей-Кубада,
Нет и других, чью славу помнить надо.

Не ведал благородства мой отец,
Настал и притеснителю конец.

Из тех великих кто остался ныне?
Как можно спорить с господом в гордыне?

Ты раздели богатства меж людьми,
Себе и волоска ты не возьми.

Дай денег тем, чье тело неприкрыто,
Чье сердце долгой горестью разбито,

А также старцам деньги ты вручи:
Их, нищих, презирают богачи,

А также тем, что кое-что имели,
Потом проели и живут без цели,

А также тем, кто по уши в долгах,
Торгуют, но нуждаются в деньгах,

А также детям, чьи отцы — в могиле,
Ушли, но им богатств не накопили,

И женам без мужей, что в ремесле
Несведущи и чахнут на земле,

Ты раздари богатства людям хижин,
Ты озари несчастных, кто унижен.

Когда вернешься во дворец назад,
Ты не ищи в земле зарытый клад.

Чтоб не стонал от горя скряга старый,
Оставь ему зарытые динары.

Как прах, динары будет он беречь,—
Ему бы самому в могилу лечь!

Да милость небосвод к тебе проявит,
Да за добро народ тебя прославит».

К письму царя приложена печать,
И вестник в путь отправился опять.