Шахиня

Праздничный шум затих, и жизнь при дворе снова покатилась по наезженной колее. По воле веселого случая сложилось так, что царицу Елизавету и ее прелестную фаворитку одновременно начала одолевать скука: последней наскучил ее обожатель, камергер Воронцов, а первой – красивый супруг подруги. Графиня Шувалова стала первой из двух женщин, нашедшей в себе мужество распрощаться со своим рыцарем. Чтобы проделать это как можно непринужденнее и избежать постоянных и неминуемых встреч с ним при дворе, она в первых числах сентября покинула слободу и переселилась в ничем не примечательный, но обставленный с азиатской роскошью деревянный дворец в Китай-городе, полученный ею в наследство от отца.

Устроившись здесь, она собрала в большой, украшенной портретами предков зале всю домашнюю прислугу, чтобы ознакомить ее со своим образом жизни и распорядком. Дворецкий по очереди представлял ей крепостных слуг, называя их обязанности и описывая их таланты и свойства. Несколько в стороне от челяди, стоявшей со смесью смирения и любопытства перед госпожой, она заметила молодого человека редкой красоты, который тотчас привлек к себе ее внимание. Ладный, крепкого телосложения, с тонкими, напоминающими восточные чертами загорелого лица, обрамленного длинными темными волосами и черной округлой бородкой, он, несмотря на простую одежду, казалось, не принадлежал к слугам, но все же его скромное, едва ли не робкое поведение не позволяло причислить его и к людям свободным.

– Кто этот юноша там? – вполголоса спросила графиня дворецкого. – Он не похож на крепостного, однако пришел меня приветствовать вместе с другими.

– Это его обязанность, – ответил старик, – ибо, будучи, без сомнения, лучше всех остальных слуг, он, тем не менее, тоже всего лишь твой холоп, покорный твоей воле.

– Как его зовут, и откуда у него этот костюм, эта благородная осанка и это осмысленное поведение? – продолжала расспрашивать графиня.

– Его имя Алексей Разумовский[64] , – молвил в ответ дворецкий, – сын украинских крестьян, он был привезен в Москву нашим милостивым барином, твоим покойным батюшкой, потому что тот обнаружил в нем редкие дарования и изумительный голос. Алексей стал ему вместо сына, хорошие учителя преподавали ему науки и обучали пению; милостивый барин очень его любил.

– Как же так получилось, что он не выправил ему отпускную грамоту?

– То, что он собирался освободить его, об этом в доме было известно каждому, но, как то часто случается с подобными намерениями, у барина все никак не доходили до этого руки, а потом он вдруг скоропостижно скончался.

– Стало быть, Алексей мой холоп?

– Да, так оно и есть, на законном основании.

– Хорошо.

Графиня продолжила отдавать людям распоряжения. Закончив, она отпустила их, а Разумовскому велела остаться.

– Подойди ближе, – приказала она.

Он повиновался и остановился в двух шагах от нее.

– Ты производишь впечатление образованного человека, – сказала она, – как я слышала, ты усвоил многие знания, чем едва ли могут похвастаться наши графы и князья.

– Да, госпожа, твой покойный батюшка был ко мне очень милостив.

– Почему же в таком случае он не подарил тебе волю?

– Он и без того предостаточно облагодетельствовал меня.

– Каким образом?

– Он открыл мне слово Божье и сделал доступным людской мир, он позволил мне заглянуть в прошлое, познакомил меня с древними историями нашей державы, чужеземных стран и народов.

– И это представляется тебе счастьем?

– Несомненно.

– А я считаю это подлинным несчастьем в твоем положении, – воскликнула графиня Шувалова. – А вот, если бы я оказалась не столь милостивой к тебе, как мой отец, и, невзирая на твое образование, просто использовала бы тебя для службы себе наравне с остальными, что тогда?

– Тогда истина все же осталась бы истиной, – проговорил Алексей Разумовский с серьезностью, в которой слышалось что-то торжественное, – а знание осталось бы знанием и помогало бы мне легче переносить свою участь.

– Ты полагаешь? – молвила графиня. – Твое упорство подзадоривает меня сделать такую попытку, ибо ты прекрасно знаешь, что ты мой холоп.

– Я это знаю.

Графиня позвонила. Появился седой дворецкий.

– Сию же минуту одень этого холопа в ливрею, – приказала она, – он мне нравится больше всех остальных, поэтому я хочу, чтобы мне прислуживал он, тебе ясно?

Старик поклонился.

– Ну, что ты теперь думаешь? – обратилась прекрасная повелительница к Разумовскому.

– Разве раб должен думать? – спокойно ответил Разумовский.

– Конечно, ему этого делать не следует, – сказала графиня, – однако ты все-таки думаешь, и я желаю знать твои мысли. Ты слышишь?

– Я думаю, что ты поступаешь правильно, барыня, – ответил Разумовский, – выбирая для службы себе того из своих холопов, кому твой покойный отец оказал больше всего благодеяний.

Этого ответа красивая женщина, со скуки затеявшая жестокую и легкомысленную игру со своим холопом, понять не смогла. Она только с удивлением посмотрела на Алексея и затем повернулась к нему спиной. Разумовский с дворецким покинули залу.