Брехт, прожив почти восемь лет в молодости в Таджикистане, к лепёшкам из тандыра привык. И когда попал в этот раз в прошлое, сделал ход конём. Отправил через залив Кара-Богаз-Гол посла в Туркмению и дальше в Хиву, вопросов много было, но одной из целей найти в тех местах человека, делающего вкусные лепёшки в тандыре и привезти его в Ригу. Если свободный, то деньгами завлечь, если раб какой, то выкупить и всё одно притараканить. Посол Семён Андреевич Воронцов привёз целую семью. Сами и муку делали и тандыр строили и… Да, всё сам делали. Только дом предоставил им Брехт и зерно поставлял. Привык, а у Маддоха (Мишки) сын почти взрослый был, так его теперь с переносным тандыром Иван Яковлевич на обе войнушки взял.
— Так, рассказывай, Иван Фридрихович, — не дождался повествования Брехт. Чавканья дождался.
— Теперь понимаю, зачем вы с азиатами возитесь. Это незабываемое зрелище. Руки прямо мелькают и за двадцать ударов сердца они десяток стрел запустили по драгунам, что на опушке расположились. Ветер с запада. Так мы с востока зашли, там дорога неплохая по лесу вихляет. А как на поля у Кёнигсберга выходят прямо на опушке драгунский полк расположился. Сотен пять не меньше, если по кострам считать. Подошли-то мы ещё в сумерках, ну и назад в лес подались. А как стемнело, то поперёк дороги натянули в три ряда колючую проволоку и приготовились в полукольцо из леса, не высовываясь тех драгун взяли. Свистнул майор, и начали башкиры поливать лагерь стрелами. И минуты не прошло, да даже если и прошло, то не сильно больше, а они уже по два десятка стрел выпустили. И тут же мы отступили, и стали у засады ждать погони. А её нет и нет. Минут десять сидели. Потом не выдержали, и я с десятком лучников отправились на разведку, интересно же, какого чёрта они нас не преследуют. А в лагере люди с факелами бегают туда-сюда. Врут должно быть наши разведчики их там и близко пятнадцати тысяч нет. Тысяч пять — семь, не больше. Наконец по движению факелов поняли, что около сотни кавалеристов и пары сотен пехотинцев в нашу сторону двинулось. С разведкой вернулись мы к Акаю, и он своих по сторонам дороги расположил немного, а основную часть опять на опушку послал. Только добрались их кавалеристы, до проволоки колючей, как Акай опять свистнул. Опять минута и ни кавалерии, ни пехоты, что по наши души послали, нет. Несколько всадников всего смогло уйти. И тут странное началось. Пруссаки не на нас пошли, а побежали вдоль реки к городу под его стены. Ну, мы в лагерь зашли и кучу добра с собой привезли и пушек несколько и два фургона с порохом в бочонках и провианту всякого. И палатку, точнее шатёр какого-то их генерала, а может и самого короля сняли, и на телеге привезли. Может, мы зря тут сидим чего-то выжидая, выйти и дать им бой. Не бойцы они. Трусы! — Часть текста была неразборчива, жевать капитан не переставал, часть слишком эмоционально, Брехту приходилось уворачиваться от слюны к кусочкам яичницы изо рта барона вылетающих.
— Нет, капитан. Мы пойдём другим путём. Зачем нам под их пули людей подставлять или штыковой бой принимать. Мы так и будем их по ночам истреблять. А потом, когда они все за стены уберутся, то шрапнелью засыпим. Фридриху этому вместе с Вильгельмом урок надо дать. Чтобы сам больше в Россию не лез и потомкам запретил своим Указом.
— Нда…
— А куда войско могло деться? Ты говоришь их там пять тысяч, а Салтыков языков же привёз, они про пятнадцать говорили? — запил Брехт завтрак кофием.
— Так может, как вы и сказали, Ваше Высочество король большую часть войска в город увёл.
— Точно! Во дебил, и загонять его в мышеловку не надо. Сам залез. Скучно. Что они все в поддавки играют? Охо-хо, и ведь сам бы не дёрнулся, наверное, товарищ король прусский, опять кардинала де Флери работа. Ну, напросились, Ваше Высокопреосвященство. Теперь ждите ответки.
Событие двадцать пятое