Шахматист

Я был рад видеть его довольным. Я словно забыл обо всём. Меня волновал только мой братец. Ну и то, что Ксюша не осудила меня и не разочаровалась. Всё это время без Макса мне было ужасно тоскливо, и я часто вспоминал Сергеича. Конечно, я винил себя за то, что он погиб, но вскоре принял решение простить себя. Думаю, мой психолог был бы этому только рад. Мне думалось и о Лере. Но всё же я осознал, что сделал всё возможное. Ксюша была рядом, и это знатно меня поменяло. Я стал умнее и научился отпускать плохое. Конечно, я грустил, вспоминая друзей, но всё же приятные воспоминания пересиливали тоску.

Покончив с едой, Макс спросил:

— Миш, а у тебя разве не допрос сегодня?

— Да, я поеду. Вы пока поболтайте. Я заеду вечерком, — пообещал я и вышел из палаты.

Доехав до нашего участока, я сказал вслух:

— И вот настал момент истины. Допрос нашего Шахматиста.

Это был вторник, 7 апреля, если вдаваться в подробности. В допросной меня уже ждал Ветвицкий. на его лице красовался синяк, оставленный мной же…

— Ну привет, — произнёс я, садясь на стул напротив.

— Привет, неудачник, — засмеялся Ветвицкий.

— Кто ещё из нас неудачник? — парировал я.

Он вгляделся в моё лицо и скорчил злую морду. Он понял, что облажался.

— Макс жив… — выдавил он. — Ну что ж… прекрасная работа, Михаил.

— Проиграл свою шахматную партию, парень. А знаешь, почему? Я всё это время играл белыми.

Он сжал кулак.

— Ты всё равно меня не посадишь. У вас только косвенные улики. Я адвокат, кто лучше меня знает о судебной системе? — измывался он.

Мне захотелось его треснуть, но всё же я сдержался. Он и без того был жалок и глуп.

— Правда? Думаешь, ты силён? Ммм… Как же ты ошибаешься… Знаешь такую пословицу: «Спутники поспешности — ошибка и раскаяние»? Так вот… ты поспешил, — произнёс, я нажав на кнопку.

На всю допросную зазвучала запись его разговора с Максом.

— Пф! Этого мало, — отпирался он.

Вёл он себя нагло и явно хотел меня спровоцировать.

— Хорошо. А вот это? Косвенное? — выкладывал я на стол листы с результататми экспертиз.

Ветвицкий яростно вздохнул. Отпечатки, потожировые, ткань, найденная у него дома при обыске, кровь практически всех жертв, камеры на доме, где он напал на Макса, костюм со следами моей крови и т. д. Там был весь комплект. Я даже нашел ту злосчастную тубу, которой меня ударили по голове. Всё сходилось, и теперь я несколько раз перепроверил документы.

— Ну допустим. Ты победил. Поздравляю, но не искренне, — улыбнулся он.

— Зачем ты убивал невинных людей? Почему просто не убил меня? — спросил я.

— Ты называешь Боткову и Механова людьми? Так, биомусор, засоряющий нашу планету. Сколько таких ничтожеств проходит через кабинет адвокатов? И все они на свободе. Считай, я очистил этот мир от парочки таких. А тебя убить было бы слишком просто. Я хотел растоптать тебя, — говорил Ветвицкий, откинувшись на спинку стула.

— Не получилось, — возразил я.

— Получилось, — прошипел он, улыбаясь.

— Тогда моя очередь. Ты не успеешь опомниться даже, как окажешься в тюрьме. Ты навсегда это запомнишь, — сказал я, приблизившись к лицу адвоката. — Знаешь, что с такими как ты делают в тюрьме? — я засмеялся.

Ветвицкий молчал.

— Вчера заходил в палату к Максу, и он просил тебе передать, — я показал Шахматисту довольное фото Макса, где он показывает неприличный жест. Адвокат засмеялся:

— В его стиле. Но ты и правда думаешь, что людей волнуют такие герои, как вы? Думаешь, им не плевать? Меня запомнят, обо мне будут говорить, а кто будет говорить о вас?

Ветвицкий улыбнулся, явно насмехаясь.

— Ты жалок… Я хочу слышать про смерть Сергеича и Леры, — сказал я, включая запись.

— Хочешь поплакать? — он изобразил хныкающего ребёнка, — Ну хорошо, слушай.

И он начал рассказ.

— Я заметил подозрения Сергеича, ещё когда мы сидели в суде. Он обратил внимание на мой кейс и флакончик феназепама внутри. Но тогда психолог списал это на то, что ему показалось. Конечно, дедуля не унимался и, взглянув на списки Леры, увидел мою фамилию. Тогда он отксерокопировал их и сложил в ежедневник. После того, как я ударил тебя и сбежал, я решил выкрасть его записи. Но это и было моей ошибкой. Когда я подбросил лист с партией, то Сергеич всё понял. Он узнал мой кейс: как назло, ты запомнил его и смог описать. Затем ваш новый патологоанатом помогла вам отыскать номер моего автомобиля. Тогда Сергеич пробил его и выяснил, что это моя машина, и я её перекрасил. Тогда он собрал отпечатки, которые я понаоставлял в кабинете, и сравнил в лаборатории. Всё сошлось. Вы как дураки умчались отдыхать, и в участке никого не было. Я приехал поговорить с Сергеичем, чтобы выманить его из участка, но не был готов к тому, что он всё узнал. Сергеич ждал меня. В кабинете мы долго беседовали о тебе. Тот, в отличие от Леры, понял, для чего я вызвался помочь в суде, и почему я простил Леру. Единственное, он не вспомнил мою настоящую фамилию, и всё-таки под угрозой твоей смерти я увёз его из участка. Затем убил его, переодел, ну, остальное вам известно. Сергеич был прав — у нас с ним была особая связь психолога и убийцы. Ему стало ясно, что я подражатель.